Страница 150 из 188
- И не хотелось бы, чтобы это «редко» случилось именно сейчас. – буркнул гном.
- Не волнуйтесь, Хвост нас не подведёт.
На самом деле, я сам побаивался, что Хвост поведёт себя как-то неадекватно, выдаст нас или сделает ещё что-нибудь, но оставить его я не мог. Как я кину малыша? Где я его мог оставить? Оставался бы хотя бы кто-то из наших за «линией фронта» я бы оставил Хвоста с ним, но мы все были здесь, а, значит, и волчонку место с нами.
- Можно, я прилягу тебе на плечо? – спрашивает друг.
- Чара, с каких это пор ты меня спрашиваешь?
- Мало ли… На всякий случай.
- Ложись.
Друг устраивает свою голову у меня на плече. Не сказать, что это добавило комфорта моему и без того сомнительному удобству, но отказывать другу не хотелось. Пусть отдохнёт. Он всегда был соней, вопреки половине эльфийской крови, текущей в его венах, так пусть хоть немного поспит перед боем.
- Чара, Чара… - шепчу я, касаясь пальцами шёлковых прядок у виска друга. – Вот мы и стали почти героями…
Друг не ответил, наверное, уже видя светлый сон, который обещал стать правдой. И не нужно, не нужно ответов, не нужно пустых фраз и слов. Что может выразить человеческая речь, какую малую долю от того, что творится на сердце? Все слова – это просто слова. Теперь я посмотрел на своё излюбленное выражение совершенно иначе. Теперь малая ценность слов для меня оправдывалась не их не значительностью, а тем, что они – всего лишь звуки, не способные выразить и половины того, что творится на душе. Всю эту хитросплетенную гамму чувств, эмоций, переживаний, надежд, устремлений, страстей куда лучше выражало молчание.
Да, именно так. Сейчас каждый из нас молчал, но в этом молчание слышалось куда больше, чем в бесконечном гомоне человеческих речей, которые обычно сопровождают скученность народа. Сейчас мы были чем-то, вроде единого организма: мы дышали одной надеждой и верой, мы сражались за общую цель. И пусть мы такие разные: эльфы, гномы, полудраконы, полуэльфы, ведьма, но мы были невероятно близки и похожи сейчас, и дело вовсе не в малой площади автомобильного кузова, дело в душевном единстве, которое сейчас воцарилось между нами. Мы были одним, мы были единым. Сейчас каждая радость делилась на всех, а каждая боль ощущалась, подобно фантому, в теле каждого. Если кто-то из нас падёт, в остальных умрёт частица души, потому что сейчас наши сущности были одним целым, одним живым организмов, проявленным в таких разных, на первый взгляд, образах.
- Ты только будь, умоляю, только будь… - начал я напевать одними губами одну из тех песен, что мама часто пела мне в детстве. – Ты только будь, умоляю, только будь. Вдали или поблизости, под землёй или в небесах, в морях или пустынях. Только будь. Умоляю, только будь…
На глаза незаметно выступили слёзы, чуть слышно всхлипнув, я утёр рукавом потёкший нос. Мама… Где она сейчас? Жива ли она? Где мой отец? Не сделали ли с ним страшного? Где Изольда? За что на детские плечи моей сестрёнки свалились тяжесть и ужасы войны? За что? Мне не жалко себя, ни капли не жалко, только бы ещё раз увидеть улыбку мамы, увидеть добрый, иногда даже слишком добрый взгляд отца, услышать смех Изольды, когда она, подобно живому мячику, скачет по лестнице, напевая песню-считалочку. Как я её ругал за это, как кричал, срывался, порой даже грубо хватал за тонкую ручку, орал, что она мне мешает и раздражает меня. Только бы увидеть её ещё раз, я вовек на повышу на неё голоса. Господи, не будь я таким упрямым и самовлюблённым, ничего этого не было бы. Послушай я отца и мать, не противься я их мудрым наставлениям, не было бы всей этой страшной войны. Господи, только бы ещё раз увидеть их живыми, обнять, я бы вовек не сказал гневливого слова родителям, заобнимал бы их, зацеловал. Не сидел бы сычом в своей комнате, а играл с Изольдой, не спал в школе и не делал бы пакостей одноклассницам, а учился бы, помогал бы отцу в работе, помогал бы матери по дому…
Слишком громко всхлипываю, склоняя голову. Темнота сокроет мои слёзы, но она не способны скрыть моих рыданий. Не нужно. Мои товарищи не должны видеть моей слабости. Я – их командир, их полководец, я не должен сомневаться в нашей победе. А я и не сомневаюсь…
Я только лишь боюсь, что мы пришли слишком поздно…
При одной мысли о том, что моей семьи больше нет, сердце сжимается до размеров булавки, твердя гранитной плитой. Только бы они были живы. И не нужно мне лавром героя, не нужно славы и признания, не нужно мне доказывать миру, что я не хуже своего отца. Не нужно мне ничего, только бы все, кого я люблю, были живы. Только бы они дышали, только бы их сердце продолжало стучать в унисон с моим, а в их глазах продолжало отражаться лучистое солнце.
Но я не смогу об этом узнать, пока мы не сбросим вражеское знамя со стен нашего правительственного дома, пока не изгоним чужаков. Пока я могу лишь только надеяться и верить. Пока я могу только лишь заботиться о тех, кто рядом со мной: о твоих боевых товарищах, которые поверили мне и пошли за мной, о Чаре, который всегда был и будет мне братом, хоть в нас и течёт разная кровь, о Мире, которая доверила мне не только свою жизнь, но и сердце.
Я – всего лишь невероятно маленький человек, в масштабах мира, но мне невероятно повезло пропустить через себя и сохранить в себе столько любви, столько нежности, столько веры. Я не знаю, суждено ли мне выйти живым из этого боя, но я знаю одно – если я умру, то пусть это случится, когда у врага уже не будет шансов на победу. Пусть он, отходя, поразит меня пулей. Я буду умирать, зная, что мои родные и любимые будут жить под мирным небом, так и жизни не жалко. В конце концов, что есть человек? Тело? Душа? Человек – это душа, у которой есть тело. Моя душа, по праву рождения, определена в ад, пусть она туда отравиться, мне всё равно. Но пусть она будет гореть веками в адском пламени, зная, что смогла сделать что-то светлое и важное.