Страница 104 из 188
Походив туда-сюда вокруг коня и спящего на нём Чару, я остановился и потёр подбородок. Как снять человека с лошади не разбудив и не уронив его? Ох, нелёгкая задача…
В итоге, прицелившись и приценившись, я потянул друга за руку, наклоняя к себе. Действовать я старался максимально осторожно и медленно, дабы не потревожить чуткий эльфийский сон. Вот только…
Вот только Чариной лошади надоела вся эта возня около неё и она взбрыкнула, стряхивая моего друга. Уж не знаю как, но мне удалось поймать падающего товарища.
- Уф… - выдыхаю, боясь пошевелиться.
Конечно, Чара совсем не толстый и не тяжёлый, но и я тоже. В конечном счёте, наш вес был приблизительно одинаковый, с погрешностью в один-два килограмма.
Поудобнее обхватив друга под руками, я потащил сонное тело в сторону ночлега, где эльфы уже успели развести костёр, а гномы начать что-то готовить.
- Хорошо иметь хорошего друга? – криво улыбаюсь, спросила Мавис, когда я подошёл.
- Что? – переспрашиваю, аккуратно опуская друга на одно из постеленных покрывал.
- Ничего. – гномиха качает головой. – Повезло вам, ведь так?
- Я всё ещё не понимаю, о чём вы?
- Не важно. – махнула рукой, пару гномов рассмеялись.
Распрягши наших лошадей, я отвёл их к остальным и вернулся к костру, энергично растирая руки и садясь у огня. Хотелось есть, хотелось спать, хотелось согреться…
Покосившись на друга, я убедился в том, что мой дорогой товарищ не проснулся во время транспортировки, а чём свидетельствовало блаженно-расслабленное выражение на его лице.
Улыбнувшись своим мыслям, я покачал головой и обратился к Мавис:
- На меня ужин рассчитывали?
- А сам как думаешь?
- Я не думаю, я надеюсь. – ой, что-то не то я сказал…
- Правильно, что есть у нас во время смуты, помимо веры и надежды?
- Хватит душевных речей. – встряхивая волосами. – Еда есть?
- А попросить?
- Я тут, как бы, полководец и предводитель всей нашей славной компании. – изгибаю бровь, ухмыляясь и складывая руки на груди.
- Элиот, ты тут всего лишь тщеславный мальчишка, у которого помимо знаменитой фамилии ничего и нет. – моё лицо вытягивается, а после во мне поднимается волна ярости от подобного хамства.
- Как вы со мной разговариваете? Что вы себе позволяете? – возмущаюсь.
- Мавис права, - говорит Абстер, - ты слишком болен гордыней. Исправляйся, Элиот, пока не поздно.
- С чего бы это мне исправляться?
- С того, что, считая себя выше всех на голову, рискуешь остаться в одиночестве, а в одинокое дерево, как известно, всегда бьёт молния.
- А можно без таких аллегорий?
- Можно, - кивает Абстер, - будешь один – пропадёшь, и никто не придёт к тебе на помощь, потому что терпение людское не безгранично: будут терпеть год, два. Могут и десять лет терпеть твоё самодурство, но, в конце концов, уйдут. Знаешь, что самое страшное?
- Что?
- Когда человек уходит после долгих лет терпения. Когда в один момент в нём что-то обрывается, и он больше не может так, как было. Он уходит. Уходят, не оборачиваясь, потому что сердце его ещё тяготеет к тому, кто причинял боль, а вот душа больше так не может, разум больше так не может.
- Разве сердце и душа – не одно и то же?
- Не одно. – коротко отвечает мне Абстер. – Сердце слепо и самоотверженно, душа же горда.
- Зачем вы запугиваете юношу? – вступается за меня младший брат Аларма, кажется, Босний.
Эльф подходит и садится рядом со мной, сурово смотря на гномов.
- Он – не один из нас, ему ни к чему подобные размышления.
- Разве у совести и чести есть раадовая или же расовая принадлежность? - спрашивает Гирля, поглаживая бороду.
- Элиот же не заставляет вас думать о вещах чуждых вам?
- Каких, например?
- Например… - эльф повернулся ко мне, скользя взглядом по моему лицу и словно считывая информацию. – Например, о долге? Он же не вынуждает вас проникаться философией долга и примерять её на себя?
- А нам казалось, что долг устарел для ведьм давно, в тот момент, когда свершилась революция. – усмехнулся Гирля.
- Если бы Элиоту был чужд долг, он бы не был сейчас здесь…
До этого момента я не особо вслушивался в речи Босния, но эти последние его слова заставили меня вздрогнуть и начать напряжённо ловить каждый звук. Что-то было в его словах такое, такое…
- Стал бы он бороться за целый мир, - продолжал Босний, - который он покинул добровольно, не живи в его сердце чувство долга? Едва ли. – эльф развёл руками. – Каждая ведьма, вне зависимости от времени, места и обстоятельств рождения впитывает чувство долга с молоком матери. Первыми словами заклинаний, срывающимися с их губ, они подписывают бессрочный договор о служении миру и народу. Отчего же правящие нашего мира, почти поголовно, ведьмы? Никогда не думали?