Игрушка

Верзила отлетел назад, со всей дури плюхнувшись спиной на стену.

 

Все трое дико зашипели на Эмиля.

 

Готье лишь ехидно улыбнулся.

Последняя капля.

Два вампира бросились на него. Как по команде. Грациозно, интуитивно согласовано, синхронно, подобно двум диким рысям, бросились на свою жертву.

Но едва я успела это заметить, как третий верзила, тот самый, что вел себя доныне как главный, ухватил меня за шкирку, и неожиданно, слишком быстро  для человеческой реальности происходящего, дикая боль раздалась в моем горле, в моей голове. Казалось бы, во всем теле сразу.

Он прижался своим ртом к моей шее, зубами, клыками ввонзился в шею, словно дикое животное, лишая возможности шевелиться, кричать, пищать. Он лишил возможности адекватно думать. Я едва справлялась с тем, что бы дышать.

Тошнота. Дикая боль. И невыносимое желание умереть, чем терпеть.

Но еще мгновение – и его зловонную тушу Готье оторвал от меня.

 

Упала на пол.

Машинально зажала рукой свою рану.

От сильной, невыносимой боли было тяжело открыть глаза.

Но еще секунды – и я больше не могла позволить себе такой роскоши.

Необходимо было что-то делать.

 

Распахнула веки.

Рядом со мной лежал мертвый, с перекошенным от боли и испуга лицом, вампир. Он был неестественно синюшного цвета, вокруг глаз - ужасающие, гадкие черные мешки. Вся кожа побита венозной сеткой.

 

Я испугано отползла в угол.

Невыносимо страшно. Страшно и противно до ужаса.

Тени мелькали надо мной, едва давая, что распознать, рассмотреть, понять.

Но еще мгновение – и вампиры выпорхнули через оконный проем наружу.

 

Я осталась одна. Сама, наедине с этим, готовым… мертвецом.

Тишина. Пустота.

Вокруг было лишь унылое стуканье колес о железнодорожные пути.

 

Казалось, что ничего и не было. Что это больное мое воображение...

Если бы не ужасная боль в горле, шее, и не этот труп.

Я сидела, забитая в угол, боясь шевелиться, боясь дышать.

Еще минуты – и неожиданно кто-то свалился с крыши вниз.

Забыв все на свете, я бросилась к окну.

 

Жадно ухватившись за железные перегородки, я пыталась чуть ли не вылезти по пояс, что бы увидеть, хоть что-то. Узнать, кто это был.

Удостовериться, что это не…

Но поезд стремительно мчал куда-то вдаль, неумолимо оставляя позади правду.

Время жадно отбивало свой такт.

Оцепенение отпускало. Ужас расслаблял свои поводья.

И вновь тошнота сдавила горло.

И снова гадкая боль стала разрывать мое горло. Так назойливо и неумолимо.

 

Дрожали руки. Дрожали ноги. Дрожала вся я.

 

Но оставаться здесь нельзя. Нужно спрятаться.

Все равно Эмилю я не смогу помочь. Не в моих силах и возможностях.

Никак.

Да и потом, я даже не знаю, жив ли он еще.

Подняв с полу свой желтый рюкзак, поспешно натянув его на плечи, я перешла в соседний вагон.

Вагон за вагоном.

Шатаясь на ходу, спотыкаюсь о чужой багаж и чужие ноги, утопая в пытливых взглядах, я шла, неумело прикрывая рукой рану, непонятно куда. Спрятаться. Спрятаться. Но где?

Ничего подходящего. Везде я на виду.

Мне хотя бы пересидеть до следующей станции. А дальше можно и деру дать. Другие поезда, автобусы, маршрутки.

И зачем я им рассказала про Сиэтл?

Ну, вот. Остается последний вариант.

Как для меня, так вполне адекватный.

Я закрылась в туалете.

Грязь, слякоть, вонь.

Но уж лучше так, чем назад. В лапы вампиров.

 

***

Время тикало. Осознание всего того, что произошло, стало пробиваться в мой разум с каждым разом все резче и резче. Четче и четче.

Я наконец-то смогла расслабиться. Расслабиться, но и тем самым дать возможность истерики начать заполонять каждую мою клеточку. Каждый уголок моей души.

 

Я прокручивала все увиденное, услышанное, десятки раз. Анализировала, сравнивала, рассуждала. Но единственное, к чему приходила – что все равно мне никуда не скрыться. Не те, так эти. А не эти, так новые…

 

Теперь каждый, кто захочет заступиться за меня, быть со мной рядом, всегда будет в большой опасности.

Игрушка – предмет зависти.

И о чем я думала раньше? И чем…

 

***

Эмиль. Эмиль заступился за меня. Но может ли это означать, что он передумал? Передумал и простил?

Или же это сражение за куклу. Моя вещь – и ломать ее буду я сам?

Так?

 

- Габи, открывай, - неожиданно послышался голос за дверью.

 

Я узнала своего Готье.

Но едва ступила шаг ближе, как застыла в сомнениях.

Теперь я принадлежу Гудвину.

Знает ли это Эмиль?

Если мое предательство он может как-то и пережить, но противостояние друга? Давнего истинного друга?

Друга, разменявшего его на девушку. На Игрушку.

 

- Габи, я жду.

Я не могу открыть. Не могу.

Я боюсь.

Сначала у него отобрали подружку. Затем присвоили брошенную им куклу. Отобрали Игрушку, да и еще попытались спрятать.

 

Гордость.

Ревность.

Жесткость.

Расчетливость.

 

Все это – мой Эмиль.

Когда-то мне это нравилось, а теперь все стало против меня.

 

- Габи, я сказал открывай! – в его словах среди ноток ласки и шутки стало прорываться раздражение.