Страница 25 из 54
«Согрелась» - слышится голос.
«Да, спасибо» - радостно отвечаю я. – «как я могу отблагодарить тебя? Я умею шить, готовить, петь и сочинять стихи». Про деньги я совершенно забыла. Хотя они все равно мне нужны были.- я все-таки хотела добраться до парикмахеров – волосы отросли еще больше против прежнего и отчаянно мешались. Я их закалывала еще Савром выданными заколками. И отчаянно хотела вернуть себе прежнюю прическу. Стиль аборигенов, к которому я когда-то, еще на заре путешествия, стремилась приблизиться, на поверку оказался неудобным. Или это мне с непривычки. В любом случае, мне просто крайне необходимо было снова почувствовать себя человеком, а не дичающим в глуши существом. Я прямо чувствовала, как становлюсь копией здешних – по образу мыслей, отношению жизни и окружающему. И это меня пугало. Я – современная девушка, росшая в городе и избалованная цивилизацией. Куда это все так быстро исчезает? Скоро меня не отличишь от местной. Только если по скверному характеру – как дани памяти о бывших у меня когда-то правах и привилегиях, как горожанки и специалиста. Дичаю я. Культура моя, как оказалось – очень нежная и трепетная структура, попадая в условия хуже привычных, быстро выветривается. Поэтому мне нужен был символ цивилизации. Хотя бы прическа – привычная, современная, профессиональная. Стало прямо настоятельной необходимостью. Может быть, если бы я видела, как раньше, такого бы зацикливания на мелочах не было. А так я испытывала тройной дискомфорт – в чужом непривычном мире, в чужое, непохожее время, в неизменяемом, патологичном состоянии – слепоте. Ну явно ж должны были образоваться свои «заскоки». Что я и наблюдаю на своем примере. Очень, кстати, наглядно. Доходчиво, на себе-то испытать.
«Готовить умеешь?» - задумчиво протянул Вадим – «ну, приготовь мне тогда чего-нибудь»
«С радостью» - с энтузиазмом ответила я, после чего была увлечена куда-то и поставлена перед столом, куда мне принесли продукты и подробно известили, что именно принесли. Я попросила воды, чтобы вымыть руки и помыть принесенное. Потом я погрузилась в свое любимое занятие – я опять готовила. Но готовила с удовольствием, платя за доброту. Поэтому ничуть не удивилась, услышав довольный вздох наевшегося мужчины. Он круги нарезал вокруг стола, когда блюдо стало более-менее походить на свой законченный вид. А уж когда он поставил его в разогретую печь, так каждые десять минут интересовался степенью готовности. Я только улыбалась. Потом я спела – те песни, которые помнила, прочитала стихи – самые красивые и добрые из тех, что были у меня в запасе. И засобиралась, чувствуя, что он доволен платой, а, значит, мне пора продолжать дорогу. Но когда я встала из-за стола, меня удержала рука.
«Куда ты, на ночь глядя» - мягко спросил голос. – «Если не боишься, переночуй у меня. Все равно на улице сейчас опасно»
Я помолчала, раздумывая, потом уселась обратно. – «Опасно?»
«Да» - ответил голос – «по ночам сейчас вокруг деревни бегают вурдалаки»
По спине пробежал холодок. Хоть я и не видела вурдалаков, но уже одно это слово мне очень не нравится.
«Хорошо, я останусь, спасибо за предложение. Хотя, по совести, без вурдалаков мне было бы все равно, когда идти – днем или ночью – мне по свету ориентироваться сейчас глупо – я не отличу ночь ото дня»
«Сейчас?» - поинтересовался Вадим – «Когда-то было иначе? Ты видела?»
«Да» - беспомощно улыбаюсь я – «Еще недавно я видела»
«Тогда понятно, почему твои глаза двигаются, пытаясь уловить источник звука. У обычных слепых этого нет»
Снова улыбаюсь.
«Ты знаешь» - осторожно произносит мужчина – «что ты светишься?»
Удивленно вскидываю брови. Я – свечусь? Удивительно. Обычно так характеризуют очень добрых людей, говоря, что они прямо светятся добротой. Тогда мой собеседник ошибается. Я уже не так свечусь, как до просьбы Медвяны и Альдера и последующего признания обеих сторон своей натуры.
«Я уже не так свечусь, как раньше» - мягко говорю я – «Раньше я светилась сильнее»
Он молчит. Тогда я задаю вопрос:
«А твоя девушка или жена не будет против моего нахождения в твоем доме?
«У меня нет девушки, и жены нет» - глухо отвечает голос
«Почему?» - наклоняю голову набок я – «по моим ощущениям, ты вполне замечательный парень»
«Какая девушка согласится жить…» - он делает паузу. Потом решается – «…. С оборотнем?»
«С оборотнем?» - удивленно вскидываю брови я, а потом заинтересованно подаюсь вперед – «ух ты, как интересно. Можно… Можно я тебя… посмотрю?»
Он молчит. Потом произносит с непонятной интонацией:
«Тебе никто не говорил, что у тебя странная реакция? Я думал, мне сейчас придется удерживать тебя от попытки сбежать, во что бы то ни стало, на улицу, несмотря на то, что там вурдалаки»
«Э-э-э» - смущаюсь я – «говорили. Но мне все равно интересно. Так можно?»
«Можно» - после недолгого молчания разрешает Вадим.
Осторожно встаю и, огибая стол, приближаюсь к нему. Но все равно не рассчитываю и натыкаюсь на него. Поднимаю руки и осторожно поглаживаю его лицо. Твердые высокие скулы, четко очерченные линии подбородка – прямые, хищные. Нос – прямой, не тонкий и не толстый – красивый нос. Глаза, обрамленные густыми ресницами. Густые брови и неправдоподобно густая шевелюра, в которую я с наслаждением запускаю руку. Уши – самые обычные, округлые, ничуть не напоминающие заостренные эльфийские. Хотя, вспоминаю я, это вроде тот ученый захотел сделать это отличительным знаком своей задумки. Но на удивление и не волосатые, как-то ожидалось, что он будет ну совсем заросшим. Ничего подобного, пока мои ощущения показывали картину обыкновенного человека. Приятной полноты губы, весьма, между прочим, притягательные для поцелуя – теплые, мягкие, шелковистые. Не слюнявые и жирные. Колючие щеки – видно бреется. Борода пытается быть, а ей не дают. Он приоткрывает рот и я с интересом щупаю клыки – да нет, весьма обычные, не больше, чем у меня, к примеру – о чем тут же ему сообщаю и в доказательство открываю рот. Через несколько секунд у меня интересуются – а не было у меня в родственниках оборотней? Смеюсь. Оборотни! В моем насквозь материалистическом мире. Потом задумываюсь – это сейчас он материалистический, а кто его знает, каким он был раньше? Говорю, что в ближайших – не было, а в совсем дальних – хрен его знает. Но вот, приблизительно, за две тысячи лет я ручаюсь. Вроде с Иисусом уже магии не наблюдалось… Хотя могу и ошибаться. По воде, говорят, ходил – я вот пробовала, а даже у меня – не получалось, пока мир разрушил свои физические связи от моего ухода. Задумалась. Что я вообще знаю о реальном мире? Отошла в задумчивости от стола, наткнулась коленями на лавку, сморщилась, матюгнулась неслышно и, нащупав эту злополучную лавку – весьма широкую, кстати сказать, уселась.