Страница 24 из 95
Страх вновь стал возрождаться в недрах моей души и проступать мурашками по телу: а что… если вокруг - не притворство? Что, если вокруг - всё реально? И, какой бы подноготной у сей изоляции не было, и насколько добрыми и бескорыстными не были люди здесь, как выбраться отсюда, убраться долой? Как прорваться к Калининграду, домой, при этом в тайне сохранить свое происхождение и всё то, я что помню и знаю? Поляков не любят. Хм, удивительно, как по мне, это - одна из самых мирных и добродушных стран в Европе (хотя, может, я "не в тренде"?) А так как всех нас ровняют с ними: русских, украинцев и белорусов,- славяне, то значит, и я - враг? Но если да, то почему тогда Помощнице всё равно? И как много таких… лояльных? А Врач? Ему можно доверять, или он – такой же пленник политики, как и остальные?
- Проснулась? – послышался тонкий, нежный женский голос где-то сбоку от меня. Невольно вздрогнула я, тотчас перевела взгляд - Беата. Несмело улыбаюсь.
И опять этот немецкий язык, натянутой струной звучит прямиком из моей нерадивой, в плане лингвистики, памяти.
- Да.
- Голодна? – еще шаг ближе и замерла рядом, скользя изучающим взором по телу (машинально сжимаюсь я от такого внимания). Продолжила та: – Болит где?
- А? Н-нет, - качаю головой. Но, движение ближе, присаживается около кровати девушка, мигом дотрагивается рукой сначала к моему лбу, затем - к щекам. Испуганно шепчет: – У тебя жар!
Невольно пожимаю плечами – и только сейчас осознаю, что дрожу, непроизвольно натягиваю на себя покрывала все сильнее. Криво улыбаюсь, прожевываю страх.
Растерянное молчание.
- Сейчас принесу Absud[5], жди, - шепнула Помощница.
***
Мало что помню из последующего. Пришла в себя, судя за сумерками за окном и оживленностью в помещении, только к вечеру.
Скользящий взгляд около. Попытка совладать с собой, вспомнить, где я и в каком странном абсурде ныне обитаю. Поежилась. Ничего и никого знакомого вокруг. Казалось, будто я - маленький ребенок, потерявшийся в громадном мире, где нет ни единой живой души, кто мог бы помочь, поддержать, успокоить. Никого родного, к кому можно было бы прижаться... Раньше я, как-то, это не осознавала, ведь даже после Ани у меня оставался Ярцев, а после Миши... должен был быть Гоша. Но сейчас - в этой глуши, в жути всего непонятного и непривычного, страх заживо сдирал кожу, оголяя душу перед черствым, беспощадным прозрением.
- Анна? Проснулась? - послышалось где-то около меня, а затем шуршание, неторопливое движение - и склонилась надо мной Беата. Нежная, теплая улыбка... Странная девушка, эта Помощница, своей заразительной добротой она порождала во мне ответные чувства, и в ее присутствии на душе становилось, к удивлению, так тихо, спокойно и, действительно, уютно. Но какой шанс, что это - не притворство с ее стороны? Что нет тайного смысла, и она не ищет какой-то своей, определенной выгоды, корысти? Хотя... что с меня сейчас взять? Даже одежды не осталось. На органы пустить? Чушь собачья. По-моему, если весь этот их "древний" мир - не фарс, то они явно безумно далеки от этой великой идеи и несусветной жути. И, тем не менее, страшно ей, им доверять,
но и... без этого, что тогда мне остается?
***
Жуткие были последующие дни. Помню урывками, смутно. В основном только замученное, уставшее лицо Беаты. Казалось, она не отходила от меня ни на миг: то поила какими-то отварами, то растирала странной, мерзко пахнущей, мазью, то делала компрессы чем-то холодным и до одури раздражающим, однако... спустя мгновения сразу становилось легче…
Волей Божьей (как утверждала девушка) и дюжим усердием (мое мнение) Беаты, наступил, наконец-то, день, когда я открыла веки и сполна, без пелены, без боли и мути в очах и теле,… ощутила окружающий мир. Впервые полноценно поесть… и попытаться встать на ноги.
Сдружилась, невольно сблизилась я с этой Помощницей, веря (пусть и глупо, недальновидно) ей… как себе. И хоть не впустила ее в свою душу, не раскрыла ей все свои карты, и даже толком не выспросила, где мы конкретно находимся, и что вокруг происходит, ее советам я следовала как неоспоримым канонам. Более того, она сама уже догадалась, что я не особо в ладах с языком, потому кроме объяснений и доходчивых фраз, по тихим, спокойным вечерам стала та мне помогать познавать сие странное наречие и язык в целом.
Вырваться отсюда, сбежать… без явной чьей-то помощи я не только не осмеливалась, но и не надеялась, не собиралась. Ведь сия затея глупая – и невероятно страшная, учитывая… что кроме этих двух (Беаты и Врача, Хельмута), мало кто выказывал ко мне симпатию (не знаю почему, то ли видя во мне неприятеля, то ли угрозу, то ли еще за что-то порицая. Даже та же Адель, тучная повариха с кухни (где я теперь помогаю ей, зарабатывая себе кусок хлеба и похлебку), и та… нет-нет, да кидала на меня презрительные взгляды, гаркала и обзывала, если я делала что-то не так. А как? Учитывая, что это не у плиты стоять макароны варить, или тот же фарш через мясорубку пропускать. Окститесь, никаких благ нашей цивилизации.