Наизнанку...

*****Олег*****

Тревога, взявшая душу и сердце в плен, не унималась. Накатывала мощными волнами, заставляя дрожать не столько от холода, сколько от неконтролируемого желания поскорее закончить дело, которое я планировал так долго. Все смешалось внутри, завязавшись в тугой узел. Я словно застыл в пограничной территории. Впереди будущее, неизвестное, но новое. А позади боль и чувство несправедливости. И я застыл. Но одно я знал точно, пока не разберусь с прошлым, никогда не начну жить заново. Не так, как научили, а так, как того хочу.

Телефон в руке не прекращал вибрировать, а я смотрел на экран, не решаясь ответить. Выйдя из аэропорта, включил этот назойливый гаджет, разгневанно славший уведомления.

Первым прорвался голос, который я ждал очень давно.

-Олег, ты начинаешь перегибать палку, - женский голос, который последние десять лет вел меня изо дня в день. Она была со мной всегда. Именно она пообещала мне свободу, когда я закончу дело.

-А это часть уговора, если Вы помните. Я все сделал. Вы получили контролируемый регион, я получил свободу.

-Нужна встреча. У нас есть информация, которая тебя очень заинтересует, - ее голос был ровный и спокойный. Как обычно.

-Завтра, все завтра…

Я вел машину по родному городу, останавливаясь в местах, которые были так дороги сердцу. Оно то начинало колотиться, как бешеное, то затихало в умиротворенном состоянии. По какому-то наитию я въехал во двор, где прошло мое детство. Небольшой двор-колодец, огороженный с одной стороны общежитием, где я и родился, с другой стороны - домом, где я вырос. Напротив, стройными рядами стояли гаражи, за которыми мы играли и прятались, когда спускали колеса соседских машин. Вот спортивная площадка, где мы засиживались до утра, играя в карты. Все напоминало детство, когда было хорошо и спокойно.

-Да, - бессмысленно было и дальше игнорировать гнев тех, кто пытался найти меня, поэтому я ответил, выйдя из машины, чтобы немного пройтись.

-Сука, ты всех обвел вокруг пальца, - заорал Бояра, пропустив устоявшиеся правила этикета. - А я все голову ломал, чего это ты такой податливый к сопливым идеям? Молча соглашался на все идеи Маши. Смотришь на Моисея так спокойно, только "папой" не называешь, уговорил привезти любовницу. Нас с Мартыновым сдернул. Я уж лихим делом подумал, что ты и впрямь изменился. Ты все сделал, чтобы остаться в городе одному? Да? Всех выманил, опоил и усыпил бдительность?

-Это для вашей же безопасности. А мне ничего не будет. Ты следи за Янкой. Я верю только тебе, - сказал я и отключился.

Австралия… Как хорош этот континент, потому что добраться, как туда, так и обратно - огромная головная боль, не решаемая в один клик. А мне нужно время. Я ждал отмашки о готовности. Ждал тихо и безропотно, накапливая жажду и желание где-то внутри. Да, мне абсолютно точно влетит от всех, даже от Моисея. Но мне было все равно, потому что я не могу жить с женой в городе, где по улицам ходит тот, кто никогда не должен был родиться. Не могу принести сына в дом, потому что постоянно буду думать только о его безопасности. Пока я не решу проблему, жена никогда не вернется домой.

Я давно понял, что Янка беременна. Все кричало в ней об этом. То начинала смеяться, то падала от усталости, не успев и проснуться. Дважды проспала универ и даже соврала Марату, что больна, отпрашиваясь с работы. Она могла застыть у окна с чашкой, пока чай не остынет. Я все смотрел на неё и ждал, когда она скажет мне. Но нет, мой Кролик упорно продолжала играть в советского шпиона. Изменилась даже ее улыбка. Она молчала, а улыбка кричала о том секрете, что знает лишь она. Ее отпускало только по вечерам, когда щеки вновь наливались румянцем, а глаза начинали радостно блестеть. Я и это ей позволил, оставив свыкнуться с мыслью, что теперь она не одна. И мне нужно было немного подготовиться…

Янка спросила меня, каким я буду отцом. Но разве я могу знать это? Разве могу точно представить тот объем любви, которым смогу поделиться с крохой, рожденным из моей плоти и крови. Но одно я знаю абсолютно точно - никогда я не буду таким, каким был мой отец….

Он ушел от нас, когда мне было всего пять лет. Иногда напрягаю мозг, пытаясь выудить хоть несколько ярких картинок детства, где был отец. Но нет, ничего не помню, потому что нечего вспоминать. Этот мужчина появлялся поздно вечером, когда мать, отработавшая в две смены на заводе, уже уложила двух сорванцов спать. Мы жили в заводском общежитии. Спали с братом в небольшой кладовке, где добрый сосед дядя Петя смастерил для нас двухъярусную кровать. Тонкая стена не могла оградить нас от постоянных скандалов родителей. Причем слышали мы только отца, потому что уставшая мама молчала. А когда он ушел, нам стало как-то легче. Он просто однажды не пришел ночевать, и мы впервые уснули в тишине.

Нам пришлось быстро повзрослеть, потому что единственная преданная нам женщина, не бросавшая даже в те дни, когда мы пакостили или приносили двойки, стала стареть просто на глазах, выматывая себя на работе. Когда повзрослел Мишка, ей стало легче. Мы иногда даже выходили в парк, чтобы погулять и съесть сладкую вату или эскимо. Но тишина и спокойствие продлилось не долго.

Отец просто появился на моём выпускном в школе, усевшись рядом с матерью. Помню, как он положил свою руку ей на плечи и вальяжно перекинул ногу на ногу. Он выглядел не таким, как запомнил я его. Модная кожаная куртка, необычные джинсы и кроссовки, о которых мечтали все. Мама засияла, а потом долго хлопотала на кухне, где готовила любимые блюда отца. Он ходил кругами по комнате квартиры, что получила мать после тридцати лет работы на заводе, осматривая старенькую мебель с некой брезгливостью. Рассматривал фотографии в стеклянном серванте. Достал с верхней полки наши дипломы и почетные грамоты, потом небрежно бросил их, так и не дочитав до конца.

-Ну, Миш, говорят ты работаешь в автосервисе? Мужики поговаривают, что руки у тебя золотые. Бабки потекли. Да? - посторонний и явно незнакомый мужчина, гордо называвшийся отцом, сел на скрипучий диван, прежде отряхнув покрывало от мнимой пыли. он смотрел только на Мишу, будто меня и вовсе не было в комнате.