Весенняя ловушка

— Не лезь. У меня всего лишь рана на ноге, руки прекрасно работают, — раздраженно процедил Марат. Василиса досадливо отступила.

— Знаете что, многоуважаемый Марат, я виновата в том, что произошло, но сейчас я пытаюсь помочь, и ваша грубость очень этому препятствует. И не переживайте за свою машину, я хорошо зарабатываю и оплачу любую чистку салона вашего автомобиля, — добавила она.

— Кровь невозможно очистить от кожи на сиденье, — устало возразил он, снимая с себя дубленку и оставаясь в одной тонкой бледно-голубой рубашке. Не обращая внимания на пятна крови, он закатал рукав и протянул жилистую руку Захарову, позволяя ввести себе в вену иглу.

Михаил Петрович плечом отодвинул растерянную Василису от стола. Разложил на металлическом столике на колесиках все необходимое. Тихонько насвистывая себе под нос незатейливый мотив, он несуетливо принялся за работу. Новокаин почти совсем не помогал, как обезболивающее средство, и на каждое новое движение доктора Марат сжимал челюсти так сильно, что был слышен скрежет его зубов.

Василиса присела на кушетку в углу. Вцепившись руками в ее край, борясь с нахлынувшей тошнотой, она широко открытыми глазами наблюдала, как доктор, широко раздвигая пальцами края раны, живо шарит там пинцетом, отделяя от живой плоти окровавленные обломки сломанной ветки и отправляет их в кювету.

Первый раз за всю свою жизнь она столкнулась с такой болью. И пусть больно сейчас не ей, а другому, совсем чужому человеку, но осознание того, что она причина этих страданий, наполнили ее рассудок такими душевными переживаниями, что сознание не выдержало и погрузилось в спасительную тьму.

— Вот и славно, пусть полежит, — проговорил Захаров, заметив краем глаза, что Василиса аккуратно завалилась на бок. — Тебе бы тоже не помешало потерять сознание, — обратился он к Марату. — Замечательный естественный наркоз. Хотя, должен признаться, ты неплохо держишься. Боевые действия?

Марат не без труда расцепил зубы:

— Да. А вы где наловчились шить на «живую»? Там же?

— Не совсем, — смутился Захаров. — Но мы сейчас не будем об этом говорить. Немного осталось, потерпи.

Василиса очнулась от резкого запаха. Мотнув головой, пытаясь от него избавиться, она стукнулась затылком обо что-то твердое, ойкнула, открыла глаза.

— Ну, вот и отлично! Сейчас чайку горячего попьем… — перед ней стоял Михаил Петрович, помахивая у нее перед носом ваткой пропитанной нашатырем.

— Все, уберите от меня свои ядохимикаты! Я в норме! — Василиса села, огляделась. Она все там же, в кабинете медчасти. Только Марат уже не лежал кулем, изображая из себя жертву автокатастрофы, а расслабленно сидел на кушетке, свесив ноги. Раненная нога, отмытая, туго перебинтованная больше не пугала зияющей раной, и Василиса с облегчением выдохнула.

— Долго я была без сознания? — вяло поинтересовалась она.

— Что ты, совсем чуть-чуть, — переглянувшись с Маратом, ответил доктор.

— Я, пожалуй, пойду, — протянула она, медленно вставая, стараясь ни кого не смотреть. — У меня дел невпроворот.

— Каких дел, Вася? Ты же в отпуске, — удивился доктор.

— Вася? — Марат насмешливо приподнял черную бровь. — Так тебя зовут Вася? Как кота?

— Василиса меня зовут, — огрызнулась Вася, разглядывая свой пуховик. Засохшая кровь выделялась на нем яркими пятнами. — Приятно было повидаться. Всем до свидания. Меня ждет большая стирка.

— Боюсь, что не всем, — громко сказал Михаил Петрович. — В здании нет отопления и оставаться здесь нельзя. Ночью будет минусовая температура.

— И что? — Девушка подозрительно прищурила зеленые глаза.

— Человеку надо прийти в себя. Ему нельзя сейчас садиться за руль. Ему требуется уход и присмотр.

— И что? — повторила Василиса. Она никак не могла взять в толк, что он нее хотят.

— Я переночую у тебя, — рубанул Марат.

— Не-е-ет, — покачала головой девушка, пытаясь через силу улыбнуться. — Вы не будете у меня ночевать, а я не буду за вами ухаживать.

Замызганную машину Василиса остановила перед воротами своего дома. Их не открывали пару лет и они, прогнувшись, упирались створками в стылую землю. Недовольная тем, что не смогла отвертеться от навязанного жильца, Вася демонстративно не сделала ни единой попытки его поддержать. Мужчине пришлось, помогая себе костылем, идти десяток метров самому по скользкой дорожке до крыльца Василисиного дома.

Старый дом, доставшийся Василисе по наследству от деда, был разделен на две части огромной выбеленной русской печкой и примыкавшей к ней одним боком небольшой ванной комнаты, в которую можно было попасть сразу из прихожей.

Первая дверь вела в правую часть дома, где по правой же стенке, пристроилась небольшая кухня. Под большим окном, смотрящим на улицу, втиснулся стол. Слева от стола, почти на четверть комнаты растянулся широкий диван с высокой спинкой, застеленный теплым черно-белым пледом на который и опустился Марат, едва зайдя внутрь.

За дверью слева скрывалась большая комната с двуспальной кроватью и с огромным трехстворчатым шкафом, дверки которого украшала тонкая резьба. Дубовый комод, с примостившимся на нем телевизором, завершал обстановку.

Василиса ничего здесь не меняла после смерти деда. Все эти вещи напоминали о долгих летних днях, проведенных здесь, когда она была ребенком.

Новая, современная бытовая техника без труда вписывалась в деревенский дом. Дед обожал прогресс и отлично разбирался в новых гаджетах. Прекрасно разграничивая действительно нужные вещи, типа микроволновки, от бытовой техники на один день, типа электрошашлычницы.

Современные же технологии позволили провести в дом водопровод и соорудить ванную комнату с настоящей небольшой ванной, что было редкостью в таких деревенских домах. Дедушка, еще до болезни, сделал это, чтобы привыкшая к городским удобствам Василиса, чувствовала себя здесь, как в городской квартире.

В этот старый дом, после смерти деда, она приезжала всегда одна. Муж деревенскую жизнь не любил, предпочитая проводить отпуск в других, более цивилизованных местах.

— Ты живешь здесь одна? — поинтересовался Марат, с любопытством наблюдая, как девушка ловко ободрав бересту с березового полена, растапливает печь. За день она остыла, в доме стало неуютно от пробирающей до костей сырости деревянного сруба.

— Да, — коротко ответила Василиса. Ей не хотелось говорить. Ее все еще немного тошнило, и было отчего-то чуточку стыдно за старую мебель, за вышарканный пол, за закопченный чайник стоявший на печке и в котором получалось заваривать особенно вкусный со смородиновым листом.

Она сама не понимала, отчего возникло это чувство перед незваным гостем. Может оттого, что он даже в старых джинсах, которые где-то раздобыл для него Михаил Петрович, в замызганной грязью и кровью рубашке, выглядел достойно и независимо? Тем хуже для него, усмехнулась про себя Василиса, пусть корчится от голода, если побрезгует есть из ее посуды, в чистоте которой она нисколько не сомневалась, а вот внешний вид тарелок из прошлого века оставлял желать лучшего. Старая керамика местами потрескалась, позолоченный орнамент стерся.

— Не желаете перекусить? — предложила она.

— Не сейчас. Я лягу здесь, — не спрашивая разрешения, а констатируя факт, проговорил Марат.

— Как вам будет угодно, мне все равно. Принесу одеяло, — с преувеличенным равнодушием ответила Василиса. Достав из огромного шкафа одеяло и подушку, она небрежно швырнула это на диван.

— Будьте как дома.

— Чем ты недовольна? — устало поинтересовался Марат, увернувшись от подушки.

— Неужели это так трудно понять? — спросила она и тут же сама ответила, — Мой дом оккупировал незнакомый мужик!

— Ценю твою прямоту. Но, послушай, Василиса. Для начала, давай перейдем на «ты». Нам предстоит провести вместе какое-то время и тебе будет проще, если ты станешь относиться ко мне не как к человеку, которому что-то должна и перед которым виновата, а как к случайному попутчику.