Страница 38 из 45
- От трех до семи, в зависимости от энергии во время пробуждения, - спокойно ответил мужчина, а я аж поморщилась, настолько противно звучало это безразличие. - Но не волнуйся, я свяжусь с сыном, и он тебя заберет. Я не дам этому случится.
Вот это "этому сличаться" особенно резанула ухо, и вдруг поняла еще одно истину: Артем явно что-то не договаривает, раз хочет меня побыстрей отправить Соколову.
- Что со мной случится? - голос дрогнул.
Артем отвел взгляд, и я спросила с упором:
- Что со мной случится, если проведут этот... эксперимент?
- Физически ничего, - помедлим, произнес он. - Но психологически... это слишком серьезное потрясение для мозга.
- У меня спекутся мозги?! - ахнула я.
- Нет, - помахал он головой. - Просто ты перестанешь чувствовать. Станешь ко всему безразличной.
Я истерично захихикала.
Так вот значит, папаня, как я тебя пойму? Мне просто станет все равно! Стану бесчувственной куклой!
- Правда, у некоторых появляются вспышки гнева и огрести. Еще депрессии. Попытки суицида...
- Ну да, любой прогресс невозможен без жертв, только у жертв забыли поинтересоваться, хотят ли они, стать этими самыми жертвами?
- С тобой ничего не случится, - вновь забормотала Артем. - Я что-нибудь придумаю. Я свяжусь с сыном. Я спасу тебя.
Он, не прощаясь, быстро вышел из моей камеры. Я уставилась на молодой месяц в решетке и тихо плакала, тут же стирая дорожки слез и благодарила судьбу, что свела меня с Соколовым, иначе быть мне куклой со вспышками гнева, депрессиями и попытками суицида.
***
Днем заходил папаня. Пытался интересоваться, как я бедная жила все эти годы без его участия в моей жизни, но легче было разговорить стену, чем меня. Я чувствовала: произнесу хоть слово - не сдержусь и выскажу ему все, что думаю, о его лицемерной любезности. А он тогда, точно, поймет, откуда язык у моей осведомленности растет, и наш план по спасения меня родимой канет в лету.
Из его лепета были и крупицы полезной информации: оказалось, у меня есть братики и сестрички. Что они стали куклами бесчувственными и живы ли вообще - он не упомянул, но спишем это на возраст и прогрессирующий маразм. Потом, что блок с меня снимут через два дня и почему-то он думал, что я сразу пробужусь. Это меня насторожило, и я решила потом уточнить у Артема, могут ли они как-то вызвать пробуждение. Еще папаня заявил, что после пробуждения я смогу сходить домой и сообщить всем, что у меня все хорошо и нечего переживать. Ага, представляю, как я терминатором вхожу в дом и произношу металлически: "Айм бе бек!", или как там он говорил? Чертово не знание английского!
Когда нервы папеньки поняли, что башню под именем "Елене Пехова" не взять, то он плюнул на душевней разговор и ушел, напоследок вновь пообещав, что я пойму все после пробуждения. Вот только теперь я слышала в этой фразу жестокое предупреждение и обещание не лучшей участи.
К вечеру я истоптала дорожку в своей камере. Хотелось занять себя каким-то делом, а не вариться в мыслях от представлений, ибо фантазия у меня всегда хорошо работала. Поначалу я хотела отвлечься и почитать книгу, но, оказалось, даже под страхом участи хуже смерти, мой мозг смог осилить только две страницы этого бульварного романа с элементами детектива, вышедшего из-под пера подражательницы Донцовой.
Ночью, когда в мою клетку тихо приоткрылась дверь, я готова была даже завести душевно-плаксивый диалог с папаней, лишь бы занять себя хоть чем-то. Или попросить иголку с ниткой и начать практиковаться в пришивания глаз к ушам. Других частей тела в коробках не обнаружилось. Но в мою камеру крадучись вошел Артем. Приложил палец к губам и прошептал:
- Идем? Только тихо.
Кивнув головой, я направилась за Артемом, вон из осточертевшей мне камеры.
Крадучись словно воры, залезшие в дом, где по сводкам обитают собаки, но куш слишком сладок, чтоб не рискнуть, мы спустились по лестнице на первый этаж, вышли на улицу и... раздался звук сирены, зажглись прожектора, закричали люди.
Лаянье собак только не хватает!
- Беги! - крикнул Артем и я побежала. - Не туда! На право! Не на то...
Его крик оборвался, я рефлекторно обернулась и увидела в свете прожектора папеньку с еще тремя мужиками и как Артем падает на щебенку, которой тут был все усыпано.
- Лена! - услышала самый родной голос на свете, и я кинулась к нему, но добежать не успела.
Меня дернуло вверх. Я перекувырнулась в воздухе, упала на спину и словно с горки покатилась по щебенке, прикрывая руками и коленями самое дорогое - живот. Боль была адская, тело вдруг превратилось в комок боли, но все это было не важно, по сравнению с важностью маленькой жизни.
- Лееенаа! - взревел Соколов, но сейчас поднять голову и посмотреть на него я не могла.
Мне нужно было посмотреть и убедиться...
Впервые за эти два дня ада я не смогла сдержать эмоции. Крик... мой безумный крик разнесся над головами.
- НЕТ!!!
Светло-голубые бриджи были в крови.
Руки схватили меня, обняли, крепко прижали к себе.
- Лена...
Я подняла голову, встретилась взглядом с Марсом, показала кровавые руки и выдохнула с болью:
- Мой ребенок!
В следующую секунду руки Марса прижали меня к себе со всей силы и...
...и начался действительно Ад...