Страница 4 из 32
В каждом приличном борделе Коринтии и Побережья всегда три двери.
Первая — массивная, парадная, разукрашенная киноварью или лазуритом, с вывеской и шелковыми красными флажками, трепещущими на ветру, выходит, как правило, на шумную улицу. И манит заглянуть, распахнув призывно свои створки, за которыми колышутся неспешно кисейные занавеси, давая ухватить любопытным взглядом лишь кусочек пёстрого ковра у входа, золоченые статуи, а если повезет, то и голую ногу одной из местных девиц.
А остальное… если хочешь увидеть всё остальное — плати. И огромный бородатый страж с ятаганом на поясе — бордельный пес, недвусмысленно об этом намекает. И эта дверь зазывает и притягивает путешественников, моряков, торговцев и всех тех, кому незачем прятать свои пристрастия за рамками приличий и морали.
Вторая дверь, выходящая обычно во внутренний двор, а оттуда в глухой тёмный переулок — для прислуги, мясников, портних и торговцев, доставляющих бордельной экономке всякую снедь, и ещё для тех из гостей, кто желает остаться инкогнито.
А вот третья — для таких, как Кэтриона.
И не дверь даже — то ли дыра в стене, то ли окно голубятни, в которое протиснуться можно только согнувшись пополам, пройдя по задворкам лавки зеленщика между корзинами с капустой и артишоками, сквозь облака мошкары, зловоние гнилого лука и ещё чего-то кислого, видимо, дрянного вина.
Солнце уже касалось горизонта, и в этих закоулках было темно, хоть глаз коли. Спотыкаясь, Кэтриона пробиралась наощупь, ругаясь сквозь зубы.
Голуби, удивленные её внезапным вторжением, всполошились было, но разлетаться не стали, отодвинулись на своих жердочках, недовольно поглядывая на странную вечернюю гостью. Слишком уж часто их балуют объедками с бордельной кухни. Да и не трогает их никто, кроме, разве что, рыжего кота, которого тоже балуют объедками, отчего он толст и ленив и не гоняется за голубями, а только смотрит на них снизу вверх с тихой печалью в глазах.
— Шш-тоб тебя! — Кэтриона едва не наступила на длинный рыжий хвост, перелезая через нагромождение старых корзин.
Пол был густо усеян голубиным пометом, но это мало её тревожило. Она неделю провела в седле и воняла по́том — конским и своим. У неё закончились деньги, хоть и экономила, как могла, даже украла пару лепешек, косичку копченого сыра и горсть фиников у лавочника три дня назад. Красть, конечно, устав Ордена позволяет, но в крайних случаях. И она посчитала этот случай крайним, но и этой добычи оказалось маловато для трех дней пути. А теперь вот лошадь расковалась и захромала, и она пять квардов тащилась до Рокны пешком, ведя её в поводу до кузницы на Мельничной улице. Так что новая черепичная крыша борделя мистрессы Тайлы была просто отрадой её сердцу. Ведь здесь она могла сделать три главных вещи: поесть, помыться, поспать. И это, пожалуй, единственное место, где до неё никому нет никакого дела.
В этот раз поездка вообще вышла паршивой. А новости, которые она везла в Орден, были и того хуже.
Кэтриона толкнула заднюю дверь чулана и оказалась в коридоре под лестницей.
Из большого зала доносилась музыка: играла дзуна и клавесин, слышался мужской гогот и тонкий женский смех, временами переходящий на визг, а со второго этажа — стоны и крики. Судя по звукам, бордель был полон.
Пахло жареным мясом, табаком и духами. Коридор освещали три масляных лампы с большими колпаками из желтой слюды, и свет, падавший на стены, затянутые красным шелком, рассыпал по ним разноцветные блики. Прямо напротив висела картина весьма фривольного содержания, но Кэтриона не обратила внимания ни на неё, ни на неестественные стоны, долетающие откуда-то сверху, лишь махнула рукой служанке, пронёсшейся мимо неё по коридору на кухню. Возвращаясь, та остановилась, стирая пот с раскрасневшегося лба и удерживая в руке четыре кружки пива.
— Мистрессу Тайлу позови, но так, чтобы никто не слышал. Скажи, буду ждать её здесь, под лестницей.
— Да, миледи, я мигом, сейчас только пиво отдам, господа уж больно ретивые сегодня!
— Кто там такой шумный?
— Гильдия оружейников гуляет и с ними ещё псы из Сумрачных, кажется. Не запомнила я их всех.
Кэтриона привалилась к стене в ожидании хозяйки борделя. Дорога в Рокну через Таласское нагорье вымотала её совсем. Неделя пути от одной деревни козопасов к другой, спать приходилось хорошо если на овечьей шкуре, а питаться чем Дуарх послал. А последние три дня и деревни закончились, и дорога стала совсем пустынной. По эту сторону гор люди селились ближе к морю.
Ноги просто гудели, и Кэтрионе хотелось лечь прямо здесь, под лестницей, и поспать хоть немного.Но мистресса появилась быстро.
Когда-то она была, видимо, редкой красавицей, и Кэтриона часто думала о том, какая судьба привела её в бордель. И даже сейчас, несмотря на то, что возраст был уже заметен на её лице, она всё ещё сохранила прежнюю красоту и стройность. Затянутая в чёрный корсет, в сапогах и красной юбке с разрезом, открывавшим ногу в ажурном чулке, она шла с грацией королевы. Ходили слухи, что к ней до сих пор наведываются любители определенных утех, те, что любят примерить седло на спину, уздечку и не прочь отведать кнута. Впрочем, это могли быть и просто досужие сплетни, но в том, что мистресса Тайла могла отходить кого-нибудь кнутом — в этом Кэтриона нисколько не сомневалась. Потому что однажды случайно прикоснулась к перстню на её мизинце.
Металл и камни хранят память лучше всего.
Кэтрионе всегда казалось, что прошлое человека похоже на колодец, и каждый раз падение туда было неприятным. В тот раз она закрылась быстро, но Тайла поняла — она теперь знает её историю.
Обедневший род, много детей. Старшая дочь — редкая красавица. И мать, желающая пристроить её замуж любой ценой. Дом полный сомнительных гостей, но кому нужна дочь-бесприданница? Поспешное замужество с тем, кто все-таки посватался, и стремительный отъезд в Рокну.
Вот только муж оказался мошенником и картежником. И через две недели после свадьбы предложил покрыть карточный долг, уступив ночь со своей женой. А потом ещё раз, и ещё. Он запирал её в съемной квартире и даже туфли забрал, чтобы не сбежала. И бросил её на пятом месяце беременности, когда это стало слишком очевидно.