Страница 29 из 132
— Мой жилец носит цилиндр с рогами, — небрежно бросил Арий. — Не думаю, что по Дырявой башне бродит два десятка чародеев с такими шляпами. Может, ты и забыла, но у нас чужаков и проклясть могут, — добавил он, припомнив бабушкин рассказ, но тут же лукаво улыбнулся. — Если ты не сильно занята сегодня вечером, приглашаю тебя в гости.
— Ты…
— … да я. Да мы с тобой!
Синдибум прямо-таки расцвёл. От прежнего давящего бремени несправедливости не осталось и следа.
— До полувечера рукой подать. Так что я стану кротким и милым, как двухнедельный кошкоморёнок. У меня же теперь всё наоборот, — он подхватил её под руку, потянув к выходу из зала.
Полотёр уже вытащил из-под скамейки весь мусор, даже тот, что скрывался там со времён Бесконечных войн, и разочарованно бормотал:
— Кто же верит Синдибуму. У него вечно глупые розыгрыши. Как он вообще раздобыл шляпу? Не иначе спёр у какого-нибудь подвыпившего чароплёта.
Но провалившего выпускные экзамены горе-чародея никто не слушал. Будь он хоть самым лучшим в долине полотёром, на него всё равно бы никто не обратил внимания, пока бы не испачкался пол.
— Наоборот? А у меня-то нет, — нахмурилась стажёрка, спускаясь по лестнице.
— Вот и хорошо, — не унывал Арий. — Сыграем в плохого и хорошего сыщика!
От зала Совета до дома Синдибума было не так уж и далеко. Три пролёта и на месте. Тёмная тарелка циферблата Дененочных часов подрагивала в небесах. И чем ближе Дырявая башня подъезжала к полувечеру, тем сильнее мрачнела Мара.
Арий поправил шляпу, подхватил её под руку, закружил, но вдруг резко остановился. Из его флигеля раздавались музыка и голоса.
— Если этот щеголь устроил у меня вечеринку, у тебя будет ещё одно убийство! — грозно предупредил он, толкнув дверь.
Увидев его, саламандра подскочила на тумбочке. И без того большие глаза вываливались из орбит, гребень на макушке угрожающе вздрагивал, а красная чешуя так побагровела, что казалась чёрной. Она нетерпеливо подпрыгивала, размахивая короткими передними лапами, будто указывая на гостевую комнату.
— Если он осквернил наш дом бардаком, я разрешу в него плюнуть, — пообещал ей Синдибум.
Он прокрался к комнате жильца и распахнул дверь.
За день Симон Болевар успел многое. На стене появились два огромных зеркала в оправе из чёрного дерева, со страшно модным обрамлением из черепов мышей-вампиров. Промятый диван застилало ядовито зеленое покрывало с длинной, рассыпавшейся по полу бахромой. Кругом валялись пёстрые подушки, будто взорвался склад постельных принадлежностей. Подскакивала, изливая нежную музыку арфа-трещалка. А на стульях с розовыми чашками в руках умильно щебетали сам жилец и Зудочка.
— За это, — сжав кулаки, забормотал Арий. — Меня должны оправдать.
Мара вцепилась в его плечо и шепнула:
— Прикончим его без свидетелей.
Синдибум с трудом выдохнул, отведя неприязненный взгляд от подоконника, заваленного расческами, щипчиками и целой пирамидой разноцветных пузырьков.
— Не Злыстного вечера! — воскликнул Симон, вскочив и поедая стажёрку глазами, представился. — Странствующий парикмахер Болевар, превращу вашу голову в произведение искусства...
— Ты уже во что-то превратил мой дом, — перебил Арий.
— Арюшечка, с тобой всё в порядке? Ты неважненько выглядишь, — как всегда запищало розовое недоразумение.
А жилец удивлённо огляделся, теребя часы на цепочке, выпирающие из жилета.
— Отсутствие вкуса исправить невозможно, — пожал он плечами. — Я навёл хоть какое-то подобие лоска. Но если вы позволите, сделаю капитальный ремонт. Тут же опасно находиться! В любую секунду можно получить неизлечимую душевную травму.
Синдибум хотел сказать, что не стоит дожидаться «любой секунды», и травму можно получить прямо сейчас, но на колокольне раздался предупредительный звон. Чёрный цилиндр подпрыгнул, а в ушах загудело. Злобные мысли нехотя поползли прочь, а на их место уже торжественно лезло равнодушное спокойствие.
Симон скривился, будто у него внезапно разболелся зуб, и сел обратно на стул, запахнув оливковый сюртук.
— Чай будете? — буркнул он.
— Арюшечка, я так волновалась, когда ты прыгнул вслед за пушистиком, так боялась, что ты поранишься, — склонив голову набок, запричитала Зудочка.
Некоторых не берёт ни добро, ни зло. Природная невосприимчивость. Вот так до восьмидесяти доживают, а в багаже ни великих побед, ни трагических падений на самое дно, ни вечной любви, ни опаляющей ненависти. Их очень легко найти, теряются они сами, а уж забываешь, как только отходишь на два шага.
— Со мной всё в порядке, — кивнул Арий. — Но время позднее, тебе уже, наверное, надо возвращаться к себе?
— Нет, что ты, я никуда не поторапливаюсь. Я совсем одна. Меня никто не ждёт, — она вздохнула. — Только одиночество и уныньеце.
— А мне, пожалуй, стоит уйти, — недовольно заметила Мара.
Синдибум замахал руками.
— Давайте пить чай! У меня где-то варенье из дикой малины было. Такой буйный куст оказался. На бабушку набросился, еле отбилась. Зато потом ободрала, как Голун опрометчивых клиентов. Ягодка к ягодке. Аромат умопомрачительный!
Он выскочил на кухню, по пояс занырнув в нижнюю полку. Прихватил подаренные отставной волшебницей чашки — звонкие, изящные с витыми ручками, и вернувшись, расставил на столе.
Стажёрка так и застряла в дверях, а жилец совсем скуксился, и только Зудочка лопотала: