Страница 5 из 38
Иза не простая бабка. Она фольклор знает, песни, былины разные. Однажды в огороде Вещего Олега наизусть читала.
Травы знает. Вряд ли она выращивает марихуану, в наших широтах там слишком мало эфирных масел, но мак она выращивает. Частенько заезжают наркоманы. Обычно по вечерам, когда уже темнеет.
Недавно приехали на разваливающемся жигули трое наркоманов. Один из них был хромой - за поясницу держится, всего его перегнуло пополам, но к Изе проковылял шустро. В огороде у нее пошарились быстренько. Я из сеней за ними подглядывала через щелочку: один другого учил, как правильно обрывать головки мака.
Изу наркоманы уважают, может за то, что сидела она или работала на зоне. Иза то так, то эдак расскажет и разобрать ее слова трудно. В деревню из Киргизии ее привез Садиков 50 лет назад, который сам сидел где-то в тех степях.
Привезла с собой не то детей, не то племянников, не то детей сокамерницы.
Витя, называется племянником, хороший дядька, не запойный, пасет коров, трудно разговаривает, курит Беломор и часто кашляет. Иза зимой писала тете Ляле, что Витя шел два месяца из Малой Вишеры до деревни босиком по сугробам.
А сын Вася, отсидевший лет пятнадцать вроде как за изнасилование, приходит навещать бабку из соседней деревни, только когда автолавка приезжает, либо Изе пенсию приносят, либо срочно опохмелиться нужно, когда жена приходящая из дома выгонит. Говорят, евоная жена зарубила топором предыдущего мужа, от которого у нее дочка Таня, девочка слегка дебильная, вываливающая язык в мою сторону, когда все втроем идут к Изе на огород работать, если с деньгами худо.
Иза постоянно трудится в огороде, видна над грядками ее бочкообразная цветастая юбка, и на работников своих покрикивает, трудиться заставляет. Может, она потому в огороде, что в дом к ней заходить страшно. Стены обклеены старыми газетами с порнографическими фотографиями, смердит невыносимо, а на кроватях лежат протлевшие покрывала. Я заходила к ней однажды смотреть на котят, которые гадили прямо на одеяло Изиного лежбища.
Потом в бочке она их утопила.
Года два назад забила лопатой Рекса, который жил у нас летом.
На этот год, повесила рыжего Мурзика, которого я подкармливала. Мурзик несколько дней болтался дохлый на веревке у Изы в огороде.
У нее много животных, корова была. Этим летом коза с козлятами и поросеночек.
Бывает, сидит Иза на скамеечке возле колонки, и поросенок вокруг бегает, подбежит к Изе, встанет на задние копытца и рыльцем в прореху рубахи тычется, титьку Изину сосет, аж похрюкивает, а Иза хвалится перед деревенскими. Потом оторвет поросенка, подымется, вывалит из рубахи большие груди, похожие на резиновые рукомойники и достающие ей до пупа, и обмывает их на колонке. Чтоб все видели. Чтоб не говорили, что Иза не моется.
Иногда, она моется в своей бочке для полива огорода.
Иногда в речке. Я, бывает, сижу на мостках и вижу, как заходя в реку, она задирает цветастую юбку к подбородку, подмывается.
Но не только бабка Иза эксбиционистка. Например, Тамара Ивановна вышла из бани, в чем мылась, и спрашивает, почесывая живот, у дяди Ени: "А ты Климыча не видел?" (Климыч — это ее второй муж)
Или Ефимовна Розова. Парилась в бане, парилась, парилась и вдруг выскочила на воздух — раскрасневшаяся и голая. Охладилась, подышала, вокруг осмотрелась и засмущалась – обратно в баню нырнула.
Еще случай был. Иза какала в лесу, и кто-то ее застукал. Когда Иза прокакалась, она заметила: "Что естественно, то не постыдно!" Не поспоришь! Постыдно — стоять и смотреть на срущего человека.
Тамара Ивановна, например, везде может опорожниться. На вокзале: "Ой, сикать охота!" Где сообщила, там и присела. У нас в огороде: "Я у вас тут посикаю?" "Иди уж в уборную!" "Да, ладно", — отмахнулась Тамара Ивановна: "Я под кустик!"