Страница 20 из 27
Утром, после завтрака, Вадим обнял мать и ласковым голосом заговорил:
- Мамулечка, в обед я уезжаю, ты, пожалуйста, собери мне чемодан и дай денег на дорогу и на прожитьё, мне пора возвращаться в «Alma Mater».
- Сыночек, ты же только позавчера обещал мне ещё десять дней побыть дома, - запричитала бедная старушка-мать, и прижала голову сыночка своего к прикрытой стареньким платьем, груди. Я даже не успела наглядеться на тебя, родной ты мой - погладила она ласково сына. Ты стал так редко приезжать…, и днём дома почти не бываешь…
- Мамуля, «труба зовёт и кони застоялись, пора уж сбрую надевать!», - срифмовал Вадим.
Эге, надо запомнить, что я сейчас выдал, вроде бы красиво получилось, пригодится для девочек-простушек, решил он.
- Сынок, ну ещё хоть пару деньков побудь, я так по тебе скучаю, кровиночка моя, - и одинокая слезинка выкатилась из её глаз, затем другая, третья…
- Мамуля, родная, не надо плакать, я же не гулять еду, я еду грызть «Гранит наук»!
- А, зачем его грызть сынок? – смотря сквозь слёзы на сына, проговорила бедная мать, - грызут баранки и сухари, сынок.
- Ээх, темнота… - Это образно так говорят, мама. Я еду учиться.
- Ты прав, сынок, надо учиться. Станешь большим человеком, меня к себе заберёшь, потом жену тебе найдём… из здешних… - У нас в городе столько красивых девушек.
Ага, щас! - усмехнулся он. Ждите! Так я и разогнался сюда приезжать! Что я, дурак какой?
А потом, уже вслух, проговорил: «Мамуля, иди, собирай вещи, а то я не успею на поезд».
- Иду, иду, сынок, - и с последней надеждой в голосе, попросила, - может, побудешь ещё дня два, а?
- Не могу, мама.
В полдень он распрощался с плачущей матерью и направился в Северную Столицу грызть «Гранит наук».
* * *
А ближе к вечеру, сидя за столиком в вагоне-ресторане, небезуспешно морочил голову какой-то эксцентричной фифе, возвращавшейся с морского вояжа к своему престарелому, но, как она выразилась - «ужасно богатому, и всегда занятому» мужу.
Вот это жизнь, восхитился он ловкости хитрой фифы. Мне бы так пристроиться.
На следующий день, обнимая её в тамбуре, он, как-бы в шутку, предложил: «А, почему бы нам, Ларочка, не продолжить наше знакомство и в Питере. Вы мне очч-чень понравились…, представляете, с самого-самого первого взгляда. Да, что там греха таить, я в вас, Ларочка, влюблён до беспамятства! Хотите я, прямо сейчас, у вас на глазах, совершу какой-нибудь героический поступок?»
И дурёха поверила его пошлым, затасканным до дыр, словам.
Поджав жеманно губки бантиком и закрыв глаза, она подставила лицо для поцелуев.
- Ах, Вадим, вы такой милый, такой милый. Не надо ничего совершать, я вам и так верю, честное-пречестное.
И, без всякой связи со своими словами, кокетливо наклонив головку, спросила: «А, что бы вы могли совершить ради меня, Вадичка?»
«Дура, какая же ты дура, с головой, вместо мозгов набитая ватой!» - ругнулся Вадим, но так тихо, что она не расслышала.
- Вы что-то сказали, Вадимчик?
- Да, Ларочка. Я сказал, как бы нам было хорошо вместе.
- Вы такой милый, я с вами вполне согласна.
- Только без вашего мужа, а то я уже сейчас ревную Вас к нему, грубо солгал Вадим.
- Вадим!- приняла она позу оскорблённой невинности, - не надо ревновать, я этого не люблю! И мгновенно, лукаво сузив глазки, продолжила, - мой «любимый» муж всё время у себя в Министерстве, а я день-деньской дома, одна…, представляете, как я скучаю? Милый, вы можете приходить к нам в любое время.
Её кукольное личико зарделось, а в глазах появилось выражение целомудренности.
Глава вторая
Несмотря на безалаберный образ жизни, распущенность и цинизм, Вадим обладал острым умом и цепкой, почти феноменальной памятью. Он быстро усваивал учебный материал, хорошо учился, поэтому числился одним из лучших, перспективных студентов на факультете. Преподаватели благоволили ему, а женщины-преподавательницы частенько поглядывали в его сторону.