Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 133



Ночью Каю снился прошлогодний штурм. Снова и снова, повторяясь. Он ничего не мог поделать, тонул в воспоминаниях, захлебываясь ими, как кровью.

   В последнее время он, наверное, слишком много вспоминал.

   Они проникли в крепость по осыпи, которая осталась на месте разрушенной башни. Никто другой не прошел бы по жидкой, прихваченной морозом грязи, а Кай - прошел. И своих провел.

   Никто из Кавеновых людей не ждал нападения с той стороны.

   В Верети тогда праздновали День Цветения, конец ноября, нагие деревья, оставшиеся в крепости, мигали огнями пирамидальных свечек в память о чуде св. Альберена.

   Почти все обитатели собрались на праздничную службу.

   - Вспыхнуло древо цветами огненными, - выводили суровые мужские голоса в крепостной часовне. - Плавится плоть моя пред очами Всевышнего.

   Загорелось сено под навесом, перекинулось на окрестные строения. Одно из деревьев полыхнуло снопом огня,

   Захрипел часовой, которого походя рубанули мечом, рухнул с галереи на крышу казармы.

   - Из пламени неминучего изведи мя, Господи... Да снидут ангелы небесные, согласно хотению твоему...

   Отец шел за ними, и Каю было худо. Так худо, что он половины не помнил, словно бредил наяву.

   Снег кружился хлопьями, залеплял глаза, таял в чаду пожара.

   - Щенок, - сказал ему лорд Кавен, когда короткий бой кончился.

   Рыцаря держали, не давая упасть.

   Парадная белая котта испятнана черным, слиплись волосы, густые капли стекали по светлой бороде и застывали на холодном ветру.

   - Помнишь мою мать?

   Он много раз выдумывал, как это будет.

   Хотел посмотреть, может поговорить. Узнать, почему.

   Но отец тенью стоял за его спиной, молча, ожидая обещанного.

   Кавен наверное мог разглядеть темный силуэт среди снега и алых отблесков. Если бы оглянулся.

   С треском провалилась пылающая крыша сарая. В конюшне ржали и бились напуганные лошади. Звенели мечи, хриплые крики доносились с башен и стены.

   Кавен без страха смотрел, как выползает из его собственных ножен широкий охотничий нож. Поморщился брезгливо.

   - Прощай, - сказал Кай.

  

   ***

  

   Он в который раз за ночь проснулся, сел, слепо таращась в пространство. Сотни свечных огней в изломанной паутине веток все еще плясали перед глазами, сливаясь в вихрь, пустое бесконечное кружение. Еле слышно потрескивали поленья.



   Под сердцем у него вдруг заныло - как бывает в предчувствии большого снега, перемены погоды.

   Осень умирает.

   Чума опять сидел за столом, перекособочившись, глядя в окно, за которым наливался жиденький серый рассвет - как мучная болтушка в миску.

   - Не спится, - в его голосе не прозвучал вопрос. - Зря переживаешь. Лайго справится, получше чем ты.

   Они должно быть уже выехали.

   Вышли.

   На самом деле в крепости было немного лошадей - тяжело прокормить, мало зерна. Набеги на деревни не слишком выручали. Так что бывших кавеновых скакунов, которые пережили зиму, можно было пересчитать по пальцам. Если заодно снять сапоги.

   - Слышь, Чума, - спросил Кай без обиняков, садясь и подбирая ноги. Опять он заснул на полу, на волчьей шкуре. - Насколько все плохо?

   Чума глянул на парня блеклыми глазами, без всякого выражения. Пальцы с короткими желтоватыми ногтями пробарабанили по столу.

   - А ты сам как думаешь? Изложи варианты. С доказательствами.

   Кай сдвинул брови, потом нехотя поднялся, подошел к столу.

   Так толком и не выспался, только в голове шумело.

   - В лучшем случае... - начал он.

   - В лучшем! - хмыкнул Чума. - Про лучший я и сам знаю.

   - А про худшие я говорить не желаю. В самом худшем нас разорвут лошадьми в Катандеране, что тут доказывать, - Кай зевнул, потом заглянул Чуме через плечо. - Предварительно выпотрошив.

   На пергаменте красовалось родовое древо Арвелей, с подробными пометками - владения, замки, бракосочетания. Где-то там отмечен он сам - не цветной сын не цветной матери. От имени лорда Арвеля проходит прямая стрелка, подписано: "Мэлвир Соледаго, бастард. Дареная кровь проявлена".

   Тот самый парень, который движется сюда столь поспешно.

   Чума славился дотошностью.

   А что бы стал делать я, подумал Кай. Что стал бы я делать, если бы меня схватили по ложному обвинению, полгода продержали в темнице, время от времени подвешивая на дыбе. Что стал бы делать я, если бы меня судили и подвергли публичному наказанию, лишили руки, изгнали из города под конец осени.

   Если бы я спал под мостом, отморозил себе легкие, застудил суставы.

   Хватило бы меня на то чтобы думать о мести?

   Интересно, глядя на меня - видит ли он черты ненавистного рода? Что он вообще видит, ослепленный неодолимым продвижением к цели.

   Чума внимательно посмотрел на него, покачал головой.

   - Ты все-таки еще очень молод, Кай, - сказал он неожиданно мягко. - Тебе представляется, что месть должна приносить удовлетворение.

   Кай смутился.

   - Ты убил лорда Кавена своими руками, - старик осторожно взял гусиное перо, поставил еще одну отметку на попятнаном рыжим пергаменте. - Свершилась ли месть? Когда я увидел тебя зимой, ты не знал, что делать с разоренной крепостью и толпой головорезов.