Чудовы луга

   Ради господа и всех его святых, спи.

   Он передернул лопатками от холода и снова уставился в ночь. Огни освещали сухой каменистый остров, который выперло из болота на середине дороги от рыцарского лагеря к Белым Котлам. Стало быть, что часть войска уже переправилась туда, заняла позиции. Безопасной тропы они не знают, значит - будут продолжать строить дорогу.

   Упорные ребята.

   Свежеположенная гать полыхала кострами, как огненная нить в полмили длиной. Перебрехивались псы. В тихом воздухе голоса разносило далеко над водой. Лагерь не спал даже ночью.

   Кай всей шкурой чуял стылую тоску лежащих под темным небом болот. Здесь, в безвидном, плоском пространстве он терялся, переставал быть мыслящим теплокровным существом, становился частицей изрезанного берега, придонным илом, распавшейся плотью и костями всех, кто веками ложился в ржавую грязь. Жесткими хохолками осоки, холодной клюквенной россыпью, отпечатками птичьих лап на сером песке.

   Чудовы луга.

   Бескрайняя, замершая в вечном покое топь чутко молчала, покачивая уголья костров в каменных ладонях.

   Он мог бы сосчитать их все, отсюда, не прилагая никаких усилий - горячие булавочные точки в мшистой ткани.

   Кай ткнулся лицом в траву, прижался к сырой земле всем телом и прикрыл глаза. Так ему было проще видеть. Горсть углей, охраняемый периметр, обжигающая пальцы струна гати. Топочут лошади, живые лошади, спят, молятся, бодрствуют люди.

   Осторожное внимание псов, ну и здоровенные же!

   Блуждающее в пространстве сознание натолкнулось на каплю расплавленного золота, Кай замер, зарывшись пальцами в мелкий гравий. Он словно бы плавал в бессветной толще воды, вылавливая смутные образы и осколки.

   Там, в самом сердце человечьего лагеря был кто-то... золотая кровь струится по жилам и жилочкам, до самых кончиков пальцев, золотая, золотая...

   Родич.

   Словно солнечный осколок упал в подернутую инеем осоку, в спящие торфяники.

   Вот ты, - подумал Кай. Мысли его сейчас были короткими и мелкими, как у мыши-полевки.

   Ты.

   Такой же, как я, только не знаешь об этом.

   Он потянулся, приглядываясь, принюхиваясь, заворожено, как чуденыш, углядевший блестящую бусину.

   Ты кто такой.

   Кто.

   Круги расходятся по воде, колеблется эхо.

   Этот, в шатре, не спит. Мает его что-то. Болит рука, правая. Пошипливает перо, которое держат в левой, стремительно пробегая кончиком по рыхлой тряпичной бумаге.

   Пишет.

   Мысли золотого тоже блуждают по болотам, подгоняемые болью и лихорадкой, но их направляет воля, ясная и прямая, как взгляд.

   Пляшет огонь светильника. Носятся по тканевым стенам темные тени.

   Хочется коснуться ледяными пальцами и затушить свет.

   Расплавленное золото застынет. Останется слиток металла, медленно коченеющее тело за столом.

   Тыыыыыы....

   Замедляется дыхание, сердце еле бьется. В стеклянном ночном воздухе мечутся силуэты нездешних птиц или бабочек. Лепет их крыльев сбивает с толку.

   Все равно, что пытаться погасить отражение свечи в зеркале.

   Пальцы скользят по стеклу.

   Кай вздрогнул и пришел в себя.

   Он совсем закоченел, лежа на земле. Даже теплый плащ и кожаные штаны промерзли насквозь. Край капюшона заиндевел.

   Нестерпимо хотелось есть.

   Ничего не вышло.

   Слишком сложно. Слишком далеко.

   Что-то еще было рядом, невидимое. Зашуршало. Тыркнулось ледяным в рукав.

   Кай осторожно повернул голову. Оцепенел. Закусил губу.

   Мимо лица, приминая кустки травы, лилось чешуйчатое тело. Долгое, темное, маслянистое.

   Потрескивала, ломаясь под тяжестью, тонкая корка льда у берега.

   Голова уже утекла вперед, Кай ее не видел.

   Прошла целая вечность, пока болотная тварь, толщиной с поваленный ствол, не канула с суши под воду. Неслышно втянулся хвост.

   Тишина.

   Сколько времени она пролежала рядом? Беззвучно. Неощутимо.

   Кай выдохнул, облизнулся и почувствовал на губах соленое.

   Привиделось, наверное.

   Он не любил и боялся, когда начиналось такое. Уж лучше по честному надраться пьяным и упасть мордой в стол, чем чувствовать, как весь мир меняется, плавясь, как воск.

   Он выждал еще немного, чтобы удостовериться, что рядом с ним на островке точно никого нет, потом скользнул обратно в камыши, бесшумно и осторожно. У края болот его ждала Стрелка.

   ***

   Чума долго слушал его, хмурил брови. Вернувшиеся с утра дальней дорогой соглядатаи подтвердили - предводительствует войском арвелевский бастард.

   - Судьба, - сказал Чума.

   И еще:

   - Надеюсь, он не похож на отца.

   Известие о королевской армии всколыхнуло всю крепость. Теперь она напоминала разворошенный палкой муравейник. Разговоры, оживленный гогот, выкрики - у этих людей за плечами уже было несколько побед.

   Каждая - кирпичик в стену власти болотного лорда.

   Кай стоял на самом верху донжона, глядя во двор. Чума кое-как вылез вслед за ним, кутался в теплый плащ. Сивые его волосы трепал ветер.