Страница 55 из 64
— Давай-ка присядем на пару минут, отдышусь я. Уже не девочка, чтобы бегать по жаре…
Алиса подхватила старушку под локоть, помогла опуститься на песок, заботливо расправила подол старенького платья под сухонькими ногами со вздувшимися венами. Бабуля похлопала её по руке, мол, не надо, не суетись, и Алиса присела рядом, обмахиваясь ладонью.
— Знаешь, милая… Ты же знаешь, кто я и что со мной случилось?
— Ты Торимель, — кивнула Алиса. — Твой муж умер, и ты ушла в Старый мир.
Бабуля кивнула, и Алисе показалось на миг, что та усмехнулась лукаво. Но только на миг. Когда бабуля снова заговорила, голос её был строгим и немного трагичным:
— Да, мой муж погиб. Это было для меня ужасным ударом. Я любила его больше самой себя, больше собственной жизни. Я не могла дышать без него. Мне было всего шестнадцать лет… Я училась быть хозяйкой огромного дворца, училась быть ласковой женой, а заодно и заботливой матерью. Ну, а после того несчастного случая…
Бабуля тяжко вздохнула.
— Я ушла одним из порталов в Старый мир, совершенно не зная, что ждёт меня там. Надеялась умереть. А там… Шёл сорок второй год, шла война. Я затерялась в огромном городе, который слушал сводки с фронта, готовился к обороне, отражал воздушные налёты… Я сказала, что наш дом разбомбили, все документы погибли, все родные тоже. Я стала Тамарой Шульгиной тысяча девятьсот двадцать четвёртого года рождения — прибавила себе два года. Вступила в комсомол. Записалась в ополчение. Служила в противовоздушной обороне, на крышах сидела, смотрела — не летят ли вражеские самолёты бомбить этот прекрасный город, который приютил меня и которому грозило полное разрушение…
— Бабуля… Это… страшно было, да?
— Страшно, детонька. А знаешь, что было страшнее всего? Сдаться. Ведь под каждым мостом я видела магические кристаллы… Они переливались, радугой светили, сияли после каждого дождя так, что глазам было больно. Словно звали меня… Говорили: вернись, Торимель, вернись домой. Там нет войны, там нет смертей, нет сводок с фронта, нет раненых, которые поступали каждый день с передовой. Там не надо плакать над ними… Я же из ПВО ушла в медсёстры! Не смогла мимо госпиталя ходить каждый день. Им было так больно…
— Ты их руками лечила, бабуля? Как я?
— Эх, маленький… Знала бы я, как ты… Не умею я. Не вышла даром. Травки — вот да. Это моё. Я травками столько мальчишек на ноги подняла! Столько гангрен предотвратила, столько рук-ног спасла, столько лихорадок победила, что и счёт потеряла даже… А сейчас думаю: умела бы руками, я бы их всех спасла! Всех!
Старушка замолчала, и Алиса молчала тоже, не решаясь прервать её мысли. Потом осторожно спросила:
— Бабуля, а зачем ты мне всё это рассказываешь? Сейчас!
— Так… Про деда твоего. Прадеда. Он ведь ко мне привязался в госпитале. Сказал: я неземная, он будет ухаживать за мной, пока я не соглашусь выйти за него замуж… А я не могла! Говорила ему: это неправильно, ведь я ещё люблю того, другого!
— Бабуль, ну такое говорить нельзя!
— А мы честные были, не такие, как вы сейчас. Люблю другого, и всё.
— Ну, а дедуля что? — уже с интересом спросила Алиса. Бабуля улыбнулась, словно изнутри, каким-то своим воспоминаниям:
— Сказал: неважно. Что он любит меня так сильно, что хватит на двоих.
— Один должен любить, а другой — позволять себя любить? Но так же нельзя! Это нечестно!
— Нечестно. Поэтому я и отказывалась почти год. А потом он попросился обратно на фронт. И я согласилась. Представь, детонька, твой дедуля добивался меня год! А ведь медсестёр в госпитале хватало. Семнадцать лет мне было, а ему девятнадцать, и он был краса-а-авец! Дрогнула я. Не выдержала напора. И ведь полюбила его потом всем сердцем…
— Бабуля, а как узнать, любишь ли человека всем сердцем или это просто привязанность?
Алиса прислушалась к себе. Фер казался далёким, словно картинка в фотоальбоме, словно мелькнул однажды и скрылся с глаз. Какая уж тут любовь… Не вспомнить даже, хорошо ли им было вместе. Да и сколько они там провели времени вместе… То одно, то второе! Разве можно понять, что чувствуешь, после трёх дней и трёх раз в постели…
— Когда хочешь забрать на себя всю его боль, весь страх. Когда смотришь на него, спящего, и думаешь: чем я заслужила такое счастье? Когда осознаёшь, что этот человек сделает всё, что в его силах, чтобы тебе было тепло, уютно, приятно… А впрочем, для каждой женщины это приходит само.
— Или не приходит, — пробурчала Алиса и вдруг заметила у горизонта что-то постороннее, не вписывающееся в уже привычный пустынный пейзаж.
— Мы почти дошли до оазиса, — буднично сообщила бабуля. — Пришло время сделать выбор.
— Какой ещё выбор? — испуганно спросила Алиса. — Что ты заставишь меня выбирать?
— Ты же будущий педагог, детонька! Разве так говорят?
Устыдившись, Алиса поправилась:
— Хорошо, между чем и чем, или между кем и кем?
— Между привычной жизнью, которую ты вела в Старом мире, и жизнью правящей ариготты при дворце Ностра-Дамнии, — просто ответила бабуля, указав на заросли серых кустов с мясистыми листьями в фиолетовые разводы. Рядом с ними лежала тёмная бесформенная куча тряпья. Сердце вдруг забилось быстро-быстро, дышать стало трудно, словно кто-то сдавил грудь железным обручем. Алиса сглотнула и спросила сипло:
— Что это? Это… это же не он? Бабуля!
Но старушка только махнула рукой, мол, решай сама, думай и действуй сама.