Страница 8 из 13
Мое появление заставило женщину подпрыгнуть.
– Ох, – выдохнула она, прижав руку к груди. – Оливия? – Ярко накрашенные губы расплылись в дежурную улыбку. – Мы вас ждали. Проходите, доктор у себя.
Она уже сложила вещи в стоявшую перед ней сумку, из которой теперь торчали каблуки.
– Спасибо, что нашли для меня окошко, – сказала я на ходу и толкнула дверь.
Доктор Кел сидел ко мне спиной, хотя явно слышал наши голоса – мы говорили совсем рядом. А может, и нет, потому что, когда он повернулся, нейтральное выражение лица мгновенно сменилось лучезарной улыбкой, как от приятного удивления. Кто знает – есть люди, которые уходят в работу с головой, забывая обо всем вокруг.
Он встал во весь свой немалый рост, жестом приглашая меня войти. В кабинете монотонно жужжал вентилятор и едва различимо играла классическая музыка.
Я улыбнулась про себя. Вот она, его фишка. Усыпляет тебя в своем кабинете – и ты здоров.
– Оливия Мейер, рад вас видеть! Похоже, у нас с вами есть общие друзья.
Не знала, что Беннетт с ним дружит. Или что доктор заранее обо мне расспрашивал. Я огляделась по сторонам, соображая, где сесть. Напротив его кресла стоял диванчик для двоих – других вариантов не было. Три подушки в сине-голубой гамме скрадывали угловатости дивана. Даже мебель продуманно клонила ко сну.
Доктор Кел устроился в кресле, подкатил его поближе и сложил руки поверх пачки бумаг на коленях.
– Ну что ж, – сказал он, – предлагаю начать с того, что привело вас ко мне.
Он откинул голову, не спуская с меня глаз. Я кашлянула, стараясь на него не смотреть, как в шутку советовал Беннетт. Дипломы на стене, грамоты, газетные статьи в рамках – шрифт такой мелкий, что невозможно прочесть. Я так и не поняла, развешивал ли он случаи из практики или выставлял напоказ собственные регалии.
Скорее последнее.
В его кабинете, как и в нем самом, все было просчитано. Судя по выжидающему выражению лица и повернутому вполоборота телу, Келвин Ройс точно знал, как выглядит. Наверняка угол наклона головы и улыбка отрепетированы перед зеркалом. И спал он с отбеливателем для зубов или как минимум с маской на глазах. Доктор закинул ногу на ногу, обнажив игривый носок ядовито-зеленого цвета с собачьими косточками – видимо, для обезоруживающего эффекта. Подводит к разговору. Наводит мосты.
Я сделала вывод, что передо мной социопат. Всегда проще не поддаться чьему-то обаянию, если раскусить человека с самого начала.
– Прошлой ночью я ходила во сне, – честно сказала я. То есть выдала настоящую причину своего прихода. «Неотложная проблема со сном», как я объяснила его секретарше.
Доктор Кел медленно наклонил голову, не меняя выражения лица. Даже не моргнув.
– Раньше с вами такое случалось?
– Только в детстве. Почти двадцать лет назад. Я думала, что давно это переросла. Или вылечилась. По крайней мере, эпизоды больше не повторялись.
Доктор опять кивнул.
– Вы проходили тогда какое-то лечение?
О том времени у меня сохранились очень смутные воспоминания. Толпы разных докторов. Осмотры и проверки; предоперационная и послеоперационная терапия, пока моя мать не решила, что от них больше вреда, чем пользы.
– Да, мне прописали лекарство, и снохождение прекратилось, – сказала я, давая понять, что разбираюсь в собственном состоянии и знаю, как себе помочь. От него требовалась лишь подпись.
– Значит, вам давали в детстве лекарство? – переспросил он, слегка наклонив голову, на этот раз в другую сторону. Так четче вырисовывалась линия подбородка.
– Ну да, – сказала я.
– А какое? – Доктор приготовился записывать.
Я вспомнила стук таблеток в янтарном пузырьке. Запах горячего шоколада.
– Не помню точно.
Ручка замерла в воздухе. Сомнение в глазах – не сочиняю ли я на ходу?
– Странно, – протянул он.
Не хотелось рассказывать, что случай и в самом деле был странный. Несмотря на жуткую грозу, я умудрилась, не просыпаясь, выйти на улицу, где меня смыло бешеным потоком воды.
Вот почему я доверяла своим неосознанным порывам больше, чем рациональным мыслям. Потому как в глубине души знала, что во мне есть внутренняя сила. То, что заставило меня выжить. Та, которой я себя не помнила, смогла выдержать немыслимое испытание, пока в течение трех дней ее искали.
Именно поэтому я знала, что поступила правильно, сменив имя. Порвав с Джоной.
Именно поэтому я выбрала этот дом и до сих пор не сменила замки. Поэтому купила в магазине крючок. Поэтому сидела теперь здесь.
Чем меньше я пыталась разобраться в происходящем, тем яснее представляла себе, что делать.
– А сейчас вы что-либо принимаете? – Ручка замерла над желтым блокнотом. – Ведь снотворные зачастую являются причиной снохождения. Включая те, что отпускаются без рецепта.
– Нет. И боюсь, мне придется распрощаться с надеждой получить их от вас.
Доктор чуть улыбнулся.
– Расскажите поподробнее, что вы делали вечером, – попросил он. – Перед тем, как легли.
Обычный вечер. Столкнулась с Беннеттом на выходе из больницы, мы зашли перекусить в кафе на противоположной стороне улицы, прежде чем разойтись по домам.
– Да ничего особенного. – Я пожала плечами. – Поужинала с приятелем, дома доделала кое-какую работу, посмотрела телевизор, немного выпила и легла спать.
Вышло и правда скучновато.
– А что вы пили?
– Вино.
Даже слегка прогорклое, вино помогало мне расслабиться в конце дня.
– Алкоголь способствует хождению во сне.
– Что-то раньше не способствовал, – заметила я. – Да и выпила я каких-то полбокала.
Я никогда особо много не пила. На старшем курсе ходила на всякие тусовки с ребятами из колледжа, пока однажды не напилась до беспамятства и больше с ними не связывалась.
Мы тогда пришли в соседнее общежитие, и парень, который, насколько помню, мне нравился, затащил меня в кладовку под лестницей. Не знаю, сколько прошло времени, но все закончилось тем, что я выскочила оттуда разъяренная, а парень вывалился вслед за мной, согнувшись и держась за свой окровавленный нос.
Уже на следующий день историю знали все; соседи по общаге поздравляли меня, объявляя всем и каждому, что, мол, к девчонке из 423-й лучше не приставать! Вот только сама я была не уверена, защищалась я или просто пыталась вырваться из темного замкнутого пространства.
Девчонку из 423-й по-настоящему не знал никто.
С тех пор я не давала застать себя врасплох, панически боясь впасть в состояние, когда тело не подчиняется сознанию. Психотерапевт, с которой я недолго общалась в старших классах, объясняла мою постоянную потребность считать шаги и выходы посттравматическими симптомами, которые наложились на животный инстинкт самосохранения. Защитный механизм, помогающий мне почувствовать себя хозяйкой положения.
Полбокала вина под телевизор – часть моего вечернего ритуала; вино, как правило, успевало испортиться до того, как заканчивалась бутылка. И вчерашний вечер не был исключением.
Доктор Кел слегка откинул голову, не сводя с меня изучающего взгляда.
– Расскажите-ка о себе, – попросил он.
– То есть? – опешила я.
Он покачал ногой в воздухе – вдруг я не заметила собачьи косточки. Выжидал, когда я сама заговорю, выдам что-то личное. Наконец не выдержал и решительно опустил ногу на пол.
– У вас напряженная жизнь?
– Да. – Не стала вдаваться в подробности, он же не психолог.
– Мне известно, какая здесь обстановка. – Его улыбка вышла несколько натянутой. – После окончания рабочего дня основная работа только начинается, верно?
– В каком-то смысле да.
До сих пор я особо не жаловалась. В подобных местах переработка была обычным делом. Мы все работали сверхурочно, в больнице и дома, и общая усталость нас только сплачивала. Она распространялась даже на тех, кто, как я, занимался администрацией. Одни принимали пациентов, другие сидели на совещаниях; а после рабочей смены мы приводили в порядок бумаги, вели научные проекты или решали другие накопившиеся дела. Мы все так жили, и сознавание этой общности поддерживало нас на плаву.