Страница 6 из 119
Дни летели по своему обыкновению, развиваясь по привычному сценарию и сворачиваясь в замкнутый круг, чтобы начаться снова. Я старалась жить как обычно, забывая о проблемах, которые создавала себе сама. Только вот они, несмотря на весёлую суету вокруг, никак не хотели позволить исчезать.
– Если пришёл конец света, скажите, что я сплю, – сонно бурчала я с утра, заводя привычную волынку.
– Пришёл только я. Профессор, ты опять проспала.
– Отвянь, Богдан! Я ещё успеваю одеться, добежать до столовой и поесть там. Лучше студентов предупреди, что я задержусь по уважительной причине.
– Все никак понять не могу, чем это ты ночами занимаешься? – ворчал Богдан, неотступно следуя за мной.
– Бюрократией!
– Какой у нас ректор…
– Доброе утро!
– Доброе утро, барон! А мы как раз о вас говорили!
– И о чем же именно?
– О том, что вы у нас такой замечательный ректор! Только на вас вся академия и держится.
Он довольно улыбался, и эта улыбка резала мне глаза моим враньём. Он знал, что я преувеличиваю. Но даже не догадывался, что после той исповеди из тетради в клетку мне хотелось выцарапать ему глаза не меньше, чем Деяниру. Только мы на одной стороне, и Мирослав кажется намного страшнее.
***
– Ты же целый? – удивлённо спрашиваю я у эвакуированного с боевого задания в Рейхарде Олега.
– Целый, – подтверждает он.
– Анжела! – возмущаюсь я, – он целый!
– Снежана, я же сказала: «Он был ранен».
– Когда? Когда я пару вела?
– Нет, раньше.
– В детстве? Голову разбил? Твою?
– Раньше, тьфу! Позже!
– На меня напали, – вмешивается в нашу очень содержательную и весьма познавательную беседу Олег. – Какой-то урод ногу разодрал, чуть не сломал. И так чуть-чуть поцарапал.
– Какую ногу?
– Левую!
Я бесцеремонно хватаюсь за левую гачу, чтобы закатать её и посмотреть на рану собственными глазами. Штанина взлетает вверх свободным полотнищем. Так, брюки порваны, раны нет.
– У меня визуальные галлюцинации или просто глюки?
– Если ты видишь торчащую кость, всю в крови, то галлюцинации, а если её ещё и едят крысы, то это глюки, – ехидно комментирует Анжела.
– Странно, но я ничего не вижу.
– То есть как ничего? А моя нога? – пугается оборотень.
– Ногу вижу. Только, как ни странно, целую.
– А если мы её сейчас сломаем, тебе будет не странно?
– Не странно. Я тогда хоть что-то пойму.
– А что тут не понимать? Олег повредил ногу. Ядвига её вылечила.
– Так, то ли вы сильно пьяные, то ли я сильно трезвая. А какого черта меня надо было с пары выдёргивать?
– А ты не хотела порадовать больного своим видом?
***
Непосредственная в своей бесцеремонности Анжела и более тактичный, но слишком внимательный Олег теперь вообще старались не отходить от меня ни на шаг. Мне бессовестно срывали пары и каждый свободный общий час усаживали за мутную и непонятную работу.
– Мы предупредили магистра Евгения Птицына? – в очередной раз спрашиваю я, перебирая документы.
– Нет, конечно!
– А почему? Он же не успеет собрать всех ребят!
– На это надо всего дня два-три!
– Но это же мало! Надо заранее!
– Не надо заранее. Он все равно забудет. Надо впритык!
– Анжела, объясни мне, наконец, пожалуйста…
– Так «наконец» или «пожалуйста»? Ты сразу определяйся, я тебе не толковый словарь!
– В каком смысле?
– Я все слова подряд объяснять не намерена! Могу объяснить только одно. Тебе что больше нужно? Что ты на меня смотришь как удав на кролика, которого он не может съесть?!
Спорить с ней было бесполезно, а на задания ходить даже ещё хуже. Лучше бы я сидела и неотрывно занималась со студентами, при этом подрабатывая сиделкой у Олега, на «выписку» которого я молилась. С ним было намного приятнее работать.
– Анжела, тебе когда-нибудь говорили, что ты самоубийца?
– Да, бывало даже не один раз в минуту!
– Какого черта ты сюда на каблуках пришла?
– Я же не думала, что здесь обрыв на обрыве!