Страница 4 из 11
По просьбе Берни Трейси созвонилась с доктором Йохансеном, а сам он переговорил по телефону с владельцем дома, сказав, что с завтрашнего дня освобождает его. Берни решил, что больше никогда не поедет на взморье, ему было бы невыносимо больно находиться там. Внезапно возникла масса мелких забот, но все это казалось ему ненужным. Представитель похоронного бюро все выспрашивал, какой гроб ему больше нравится - сосновый, металлический или красного дерева, и какую взять подкладку - розовую, синюю или зеленую, но какая, к черту, разница? Лиз умерла.., всего три года.., и теперь он потерял ее. Берни казалось, что сердце его превратилось в камень. Он побросал вещи Джейн в один чемодан, сложил одежду Александра в другой, выдвинул ящик комода и наткнулся на парики Лиз. Резко опустившись на стул, он расплакался. Такое ощущение, будто он вечно будет лить слезы, не в силах остановиться. Он посмотрел на море и, вскинув голову к небу, закричал: "За что, бог мой? За что?" Кровать их опустела. Лиз больше нет. Прошлой ночью она поцеловала его и поблагодарила за жизнь, которую они делили друг с другом и с детьми, а потом ее не стало, он не сумел удержать ее, хотя всеми силами пытался.
Собрав вещи, он позвонил родителям. Было два часа дня, и к телефону подошла его мать. В Нью-Йорке стояла страшная жара, от которой не помогали даже кондиционеры. Они условились с друзьями о встрече, и, услышав звонок, Руфь подумала: наверное, их что-то задержало и они решили предупредить.
- Алло.
- Мама, привет. - Внезапно на Берни накатил приступ малодушия, и он побоялся, что у него не хватит духу сказать ей о случившемся.
- Что-нибудь стряслось, дорогой?
- Я... - Он помотал головой, потом закивал и опять заплакал. - Я.., хотел сообщить тебе... - Нет, он не сможет произнести этих слов. Как будто ему пять лет и весь мир вокруг него перевернулся... - Лиз... Ой, мама... Он всхлипывал, как маленький, и Руфь тоже заплакала, слушая его. - Она умерла.., этой ночью... - Берни не удалось больше ничего сказать. Лу стоял рядом с Руфью, встревоженно глядя на нее. Она махнула рукой.
- Мы сейчас же выедем к тебе. - Она посмотрела на часы, на мужа, на свое выходное платье, не переставая плакать, думая о женщине, которую так любил ее сын, о матери своих внуков. Ее не стало, просто уму непостижимо, и это жутко несправедливо. Ей не терпелось обнять Берни. - Мы вылетим первым самолетом. - Лу понял, что означают ее странные жесты, подошел к телефону и взял трубку у нее из рук.
- Сынок, мы очень тебя любим. Постараемся добраться до тебя как можно скорей.
- Хорошо.., хорошо.., я... - Он не знал, как себя вести, что при этом полагается говорить и делать.., ему хотелось разразиться криками и плачем, топая ногами, требуя, чтобы Лиз вернулась, но ведь этому не бывать. Никогда. - Я не могу...
Нет. Может. Он должен. Должен. У него двое детей, и он обязан о них заботиться. Он остался один. Кроме них, у него никого нет.
- Откуда ты звонишь, сынок? - Лу испытывал отчаянную тревогу за Берни.
- Из Стинсон-Бич. - Ему хотелось поскорей покинуть дом, в котором она умерла. Он торопливо огляделся по сторонам, радуясь тому, что чемоданы уже в машине. - Это произошло здесь.
- С тобой кто-нибудь есть?
- Нет.., я отправил детей домой с Трейси, а... Лиз недавно забрали отсюда. - Он ужаснулся собственным словам. Они прикрыли ее тело брезентом.., и голову, наверное, тоже, и лицо.., при мысли об этом на него накатила тошнота. - А теперь мне пора ехать в город. Надо все организовать.
- Мы постараемся добраться до тебя сегодня вечером.
- Мне хотелось бы побыть с ней в зале прощания. - Точно так же, как прежде, в больнице. Он не оставит ее до самых похорон.
- Хорошо. Мы приедем туда сразу, как сможем.
- Спасибо, папа.
Он говорил совсем как маленький мальчик, и от этого у Лу сжалось сердце. Повесив трубку, он повернулся лицом к Руфи. Она тихонько всхлипывала, и Лу обнял ее. И вдруг по щекам его тоже покатились слезы. Он плакал от горя за сына, которого постигла чудовищная трагедия. Лиз была замечательной женщиной, и они тоже очень ее любили.
Отменив обед с друзьями, они вылетели в Сан-Франциско девятичасовым рейсом и прибыли в полночь по местному времени. В Нью-Йорке было уже три часа ночи, но за время полета Руфь отдохнула и попросила, чтобы они сразу поехали по адресу, который дал им Берни.
Он сидел в зале прощания рядом с закрытым гробом, где покоилось тело его жены. Если бы он мог видеть ее на протяжении всего этого времени, он бы просто не выдержал, но и так ему тоже пришлось крайне тяжело. Помещение похоронного бюро давным-давно опустело, и Берни остался в полном одиночестве. Другие посетители ушли домой, но в час ночи приехали Руфь и Лу Фаин, и двое неулыбчивых мужчин в черных костюмах открыли им дверь. По дороге родители успели завезти чемоданы в гостиницу. Руфь надела строгий костюм, черную блузу и черные туфли, купленные в "Вольфе" много лет назад, а ее муж - темно-серый костюм с черным галстуком. Берни переоделся в костюм цвета сажи и белую рубашку с черным галстуком. Он как-то разом постарел, казалось, ему куда больше тридцати семи лет. Вечером он заглянул на пару часов домой, чтобы повидаться с детьми, а затем вернулся сюда. Он попросил мать отправиться к детям, чтобы, проснувшись утром, они сразу же увидели ее. А Лу сказал, что проведет ночь вместе с ним в бюро "Халстед".
Они перемолвились лишь парой слов, и поутру Берни поехал домой, а его отец в гостиницу, чтобы принять душ и переодеться. Руфь уже начала готовить завтрак для детей, а Трейси взялась сделать необходимые звонки. Она передала Берни, что Пол Берман прилетит в Сан-Франциско в одиннадцать утра, чтобы поспеть к полудню на похороны. Они решили похоронить Лиз в тот же день, по еврейскому обычаю.
Руфь приготовила белое платьице для Джейн, а Александр должен был остаться дома с приходящей няней, которую Лиз раньше иногда нанимала. Малыш не понимал, что происходит в доме, и ходил вразвалку вокруг стола на кухне, покрикивая: "Маммм.., маммм.., маммм..." Так он всегда называл Лиз, и это словечко опять повергло Берни в слезы. Руфь похлопала его по плечу и велела ему прилечь ненадолго, но Берни подсел к столу рядышком с Джейн.