Страница 76 из 77
- Его величество Ахонсо сегодня не имеет возможности присутствовать на заседании, - продолжал судья. – Однако он прислал исчерпывающий рассказ о показаниях, данных ему обвиняемым. Мы все задаем себе вопрос: где ее высочество Алита?
Он сделал красивую трагическую паузу, и Лефевр подумал, что в судье действительно погиб великий актер. Возможно, он с юных лет мечтал о сцене, а родители заставили его учиться юриспруденции…
- Да! – заорал кто-то снаружи. – Где она?
В зале снова зашептались. Судейские чинуши – все, как один, долговязые, в алых мантиях и белых париках с невообразимым количеством локонов – заерзали на своих скамьях. Заседание затягивалось, и это им не нравилось. Гуле мрачно смотрел на бумаги по делу, лежавшие перед ним.
- Государь изволил сообщить суду следующее. Принц Рекиген был одержим неизвестным духом, похожим на того, который терзал приснопамятного Мороженщика, - продолжал судья. – Он напал на ее высочество Алиту и с помощью злонамеренной магии нанес ей раны, несовместимые с жизнью. Милорд Лефевр, спасая принцессу, застрелил Рекигена и через туннель разрыв-камня перенес девушку в свой дом, желая спасти ее теми артефактами, которые имел в личном пользовании, и не допустить, чтобы дух, погубивший его высочество, переселился в принцессу.
Лефевр почувствовал, что у него в прямом смысле слова открылся рот от изумления. В зале и на улице воцарилась гробовая тишина. Судья поправил очки и вернулся к чтению.
- Ее высочество Алита умерла от ран, нанесенных одержимым супругом. Тело ее развеялось в прах под действием злонамеренной магии, - судья сглотнул, дотронулся до горла и продолжал: - Его величество Ахонсо властью и волей сузианского государя и владыки выносит по этому делу следующий приговор.
Угрюмо усмехнувшись, Лефевр подумал, что судьба наверняка заготовила для него очередную кривую гримасу. Например, государева преступника надо будет отдать на съедение львам. В самом деле, после такого поворота он готов был ожидать чего угодно.
- Признать обвиняемого Огюста-Эжена Лефевра виновным в убийстве его высочества Рекигена бин Альбоа. Признать обвиняемого невиновным в убийстве ее высочества Алиты Росса, баронессы Ковенской. С учетом того, что принц был одержим и вернулся в мир живых по воле сил, противных Господу нашему, особо отметить, что обвиняемый действовал в рамках инквизиционного протокола и уничтожал зло, как поклялся, принимая присягу.
Гуле вскинул голову и улыбнулся: лихо, весело, молодо. Надежда окрылила его.
- Его величество выносит следующее решение, - судья не выдержал, откашлялся в кулак: - Заменить смертную казнь на высылку к дальним рубежам Сузы сроком на год. На этот срок лишить обвиняемого всех чинов и званий и обязать вести жизнь смиренную и нищенскую с еженедельной исповедью и покаянием. Отправить…
Лефевр не мог вспомнить, что было потом. Вроде бы Гуле обнимал его, крича что-то радостное и насквозь нецензурное. Вроде бы кругом вопили и ликовали люди. Он не был уверен ни в чем, и почему-то это его радовало.
- Задумался, сын мой?
Встрепенувшись, Лефевр обнаружил, что и впрямь слишком глубоко погрузился в воспоминания. Служба закончилась, церковь опустела, и отец Витторио, маленький и энергичный, подошел к нему с томиком исповедных молитв.
- Да, отче, - признался он. – Задумался.
Отец Витторио улыбнулся. До положения в сан он прославился в качестве известного наемного убийцы, и если раньше на его клинке была выгравирована надпись «Каждый удар – смертелен», то сейчас он с прежним пылом и рвением нес кару еретикам в каждой проповеди. Каждое его слово, искреннее и горячее, было таким же смертельным для зла, как и удары, нанесенные им в мирской жизни.
- Присядем, - предложил он и, когда Лефевр послушно опустился на скамью, произнес: - Ты здесь уже полгода. Скоро срок ссылки истекает. Чем планируешь заниматься потом?
Лефевр неопределенно пожал плечами. Не то что бы он лишился привычки строить планы – просто ему действительно было все равно.
- Не знаю, - признался он. – Скорее всего, уеду из Сузы. Злонамеренные ведьмы и ведьмаки существуют не только здесь. А больше я ничего не умею, только охотиться на них.
Во взгляде отца Витторио мелькнуло нечто, похожее на уважение.
- Разумные мысли, - похвалил священник. – Ты слишком одиозная фигура для нашей бедной родины.
- О том и речь, - сдержанно улыбнулся Лефевр. Он прекрасно понимал, что именно планирует отец Витторио на его счет. Люди, умеющие профессионально управляться с оружием, всегда нужны в здешних краях бесконечной и бессмысленной мести.
- Как твоя тоска? – осведомился священник. Лефевр пожал плечами.
- Она неутолима.
Отец Витторио понимающе кивнул.
- Говорят, что если Господь отнимает у нас все, то взамен дарит надежду, - сказал он. – Уверен, ты уже слышал это раньше.
- Слышал.
- Иди, сын мой, - произнес священник. Он не утруждал долгими беседами ни Лефевра, ни себя. – Храни тебя Господь.
Обычно Лефевр проводил утро за уборкой храмового двора: несмотря на всю свою богобоязненность, местные жители не считали чем-то зазорным бросать под ноги огрызки, идя на службу, и сплевывать табак на плиты двора. Приведя двор в порядок, Лефевр отправлялся на паперть и сидел там до вечера, привычно открыв молитвослов на пятой странице. Отсюда, с белых плит храмового крыльца, согретых ласковым солнцем, было видно море, и Лефевр смотрел, как меняет цвет его таинственная глубина, как над соседними островами сгущаются тучи, а потом проливается дождь, и проступает радуга. За полгода это простое созерцание еще не успело ему надоесть. Вот и сейчас Лефевр настолько погрузился в свою незатейливую медитацию, что не услышал, как к нему обращаются. Только когда тонкая девичья рука опустилась на его плечо, он встрепенулся и обернулся.