Нерида. Прятки с синоби

- Одна ночь и каждый пойдет своей дорогой, обещаете? – переспросила я не потому, что не верила учителю, просто мне нужно было время, чтобы решиться.

- Да, - Аруку-сан разжал ладонь, давая мне возможность уйти или остаться с ним.

Пусть он звал всего лишь в постель, но ведь звал, а не требовал. Я опустила взгляд на свою тонкую белую кисть, лежащую в смуглой мозолистой ладони учителя. Почему я сразу не отдернула руку, когда он отпустил ее? Похоже, мое подсознание уже всё решило за меня. Мужчина тоже это понял, приподнял мою кисть и коснулся губами пальцев. Я вздрогнула, возник запоздалый страх, что Аруку-сан не оговорил, чем мы будем заниматься всю ночь и останусь ли я после этого жива. Но отступать было поздно – капкан захлопнулся.

- Моя гостиница неподалеку, - решил не терять время мужчина и повел меня на выход из бара.

Оказалось, что до гостиницы всё же надо ехать, пусть и недолго. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о предстоящей ночи, я достала комм и набрала сообщение Дину.

- Тот белобрысый твой любовник? – как-то слишком уж равнодушно спросил учитель, при этом нисколько не смущаясь того, что читает чужую переписку.

- Нет, Дин друг и соратник, он мне помог сбежать от работорговцев, а потом и с планеты, - поспешила с ответом, пока Аруку-сан не надумал небылиц про нас.

- Расскажи мне, - очередная не то просьба, не то приказ.

Я решила, что пусть лучше он всё услышит от меня, чем от кого-то еще, да и разговор помогал отвлечься от неловкости и волнения. Учитель слушал молча, не комментировал, не перебивал и даже не задавал наводящих вопросов, казалось, он всецело увлечен моей ладонью, которую так нежно держал обеими руками. Приехали мы быстрее, чем я закончила рассказ. Аруку-сан помог мне выйти из такси, и я не очень удивилась тому, что «гостиница неподалеку» оказалась одной из крупных и дорогих в городе.

Путь до апартаментов учителя я плохо помню, сердце с каждым шагом колотилось всё сильнее, сомнения не давали разумно рассуждать. Я уже пожалела, что Аруку-сан не начал меня целовать в такси, у него замечательно получалось лишать меня способности мыслить. Даже открывая свой номер, учитель не выпустил моей руки, и я с каждой минутой всё сильнее ощущала себя заложницей своего же решения. Но я молчала, мужчина тоже безмолвствовал. Как бы мне хотелось хоть раз заглянуть в его мысли, узнать, о чем он думает, что для него дорого.

- Давай, я покажу тебе, где ванная комната, - разорвал тишину Аруку-сан, когда за нами, как крышка ловушки, захлопнулась дверь.

Он повернулся ко мне лицом, сосредоточенный и сдержанный, но я ощущала его «взведенной пружиной», которая в любой момент могла выстрелить. Но меня это почему-то перестало пугать. Я смотрела на учителя, впитывая его образ, такой опасный и привлекательный. Мне до дрожи в руках хотелось распустить его волосы, собрать их в кулак и потянуть, чтобы он наконец-то поцеловал меня и перестал мучить ожиданием. Внутренний зверь Аруку-сана был со мной солидарен, он нетерпеливо метался в своей клетке, смотрел на меня с вожделением и не понимал, почему его хозяин медлит.

t

• подавила истерический смешок, поражаясь вывертам своего воображения. Надеюсь, когда-нибудь моя нездоровая тяга к этому мужчине пройдет, а то, кажется, я начинаю сходить с ума. Не знаю, что подтолкнуло к действиям Аруку-сана, но он просто ухватил меня второй рукой за затылок и притянул к себе. Наверное, боялся, что я попытаюсь сбежать или отвернуться, но из моей груди вырвался не то вздох, не то стон и руки обвили сами шею мужчины. Упоительный поцелуй заставил забыть обо всём и отдаться желаниям, которые в эту ночь я не собиралась сдерживать. Мне тоже хотелось, чтобы Аруку-сан запомнил меня не своей ученицей или товаром, а женщиной, которая могла бы стать его любимой, сложись наши отношения иначе.

***

Аруку-сан обнимал спящую девушку. Сам он уже вторые сутки обходился без сна, но сейчас он не мог позволить себе такую слабость. Ведь одна ночь с Нами – это так мало и тратить ее на сон – кощунство. Руки мужчины нежно гладили тело любимой ученицы, доверчиво прильнувшее к нему. На ее лице блуждала улыбка, делая Нанами непривычно мягкой и женственной. Хотелось остановить время, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, и ему не нужно было бы уходить. С тех пор, как его Нами сбежала, он десятки раз менял свое мнение как поступить с ней. Его бросало в крайности: от желания убить всех, кто хоть как-то был повинен в этом, до предоставления полной свободы девушке. После того страшного репортажа о сбитом корабле Грэга Аруку-сан впервые понял, что значат слова: «Лучше бы я умер сам». То самое состояние, когда жизнь разбивается на до и после, когда единственным стремлением остается жажда мести. И не просто убить виновника, а заставить его мучиться, вырезать весь его род, уничтожить мир, его породивший. Страшно чувствовать, что твое сердце мертво, а душа почему-то цепляется за сны и призрачную надежду. «А вдруг? – шепчет она. – Поверь мне хоть раз. Вспомни, как я пыталась остановить твое безумие. Как ты не слушал меня, не верил, что это она, та самая, что ты не чаял сыскать». И он верил, искал наяву и во снах, таких живых и реалистичных. Тогда-то он и дал себе обещание, что если Нами жива, то он отпустит ее.

Вот только сделать это оказалось неимоверно сложно. Едва он увидел девушку в компании молодого парня, счастливую и красивую, все инстинкты просто взбесились. Зверь внутри него жаждал убить соперника и забрать свою женщину. И мужчина почти ему поддался, тем более что в этот раз их желания совпадали. Но стоило увидеть, как тухнет улыбка Нами при виде него, как в ее глазах появляется страх и отчаяние, боевой запал сменился тоской. Еще недавно мужчине казалось, что чувства Нанами его не волнуют, главное, чтобы она была рядом, вольно или нет. Тогда откуда появилась жажда увидеть улыбку на губах девушки? Почему, смотря на нее и уговаривая вернуться, он надеялся увидеть горящие от страсти и счастья глаза? Зачем предложил эту сделку? Что хотел выиграть? Кому и что доказать? Каково сейчас держать в руках собственное будущее, чтобы уже сегодня отдать неизвестно кому? Зверь зарычал, крепче прижимая к себе женщину. Его женщину, которую он не намерен ни с кем делить.