Страница 65 из 294
— Вы привыкли получать максимум удовольствия от жизни, а мы служим Свету, — нравоучительно заметил сидящий рядом с Биллом человек, который, по-видимому, случайно расслышал обрывок их разговора.
Кирочке стало очень неудобно. А Билл моментально нашёлся и ловко отпарировал:
— У нас просто свои обычаи, сын Священного Солнца.
Шаман в ответ на это полушутливое подражание своей манере общения вежливо поклонился.
Златояра, девушка с янтарным блеском в волосах, которая тоже, по-видимому, заметила некоторое неудовольствие гостей, слегка брезгливо прокомментировала:
— Да, наша пища проста, и не так питательна и разнообразна, как ваша, но мы не употребляем, подобно вам тела убитых, мы не плотоядны, мы берём в пищу лишь то, что вбирает в себя лучи Солнца. Мы проповедуем ненасилие.
Билл с натугой проглотил тугой жёсткий боб и изрек:
— Я не могу сказать, что на каждом шагу встречаю тех, кто открыто проповедует насилие. Конечно, история таких товарищей помнит, но, насколько я знаю, все они кончили плохо…
Златояра вскинулась:
— Проповедовать можно, и не произнося ни слова. Проповедь в настоящем понимании — есть твоя жизнь, твой след, твой пример. Вы едите убойную пищу и, значит, тем самым одобряете убийства.
— Ну, знаете… — Билл попытался подавить улыбку, — ворон, выклёвывающий глаз мёртвому лосю не проповедует насилие. Он просто ест. И для меня, например, все куры, лежащие на прилавке в супермаркете просто умерли, я их не убивал, потому, собственно, и не могу возложить на себя вину за их смерть.
— Если бы никто не ел кур, их бы не убивали, — чуть побледнев, с поджатыми губами, процедила Златояра.
— Животные не понимают, что такое смерть, поэтому к ним неприменимо понятие насилия, — не унимался Билл, — я в детстве смотрел какую-то передачу о природе, я плакал тогда над ней, там показывали, как молодая зубрица почти три дня пролежала возле тушки своего погибшего зубрёнка, она регулярно облизывала его, пыталась растормошить, приносила ему какую-то пищу и клала возле мордочки. Сам факт смерти не был ею осознан, и она до последнего надеялась, что зубрёнок встанет, если к животным применимо понятие «надежда»…
— Отчего же вы плакали? — спросила Златояра, почти злорадно. По её лицу было понятно, что некоторое время назад она сделала свои выводы о Билле Крайсте, как о личности, и вряд ли что-либо могло уже повлиять на них, — Вам было жаль зубрёнка?
— Нет, мне было жаль материнских иллюзий. Такое трудно выразить в двух словах… В общем, это всегда больно, когда кто-то на твоих глазах не способен принять очевидное…
Остальные сидящие за столом не обращали на их разговор никакого внимания, не вмешивались в него. Каждый был занят своими бобами.
— Вы, — снова заговорил Билл, после паузы, несколько изменив тон; теперь в его глазах, мгновение назад глубоких и почти страшных, запрыгали весёлые чёртики, — вы сами, я уверен, не вполне скрупулёзны в исполнении вашей концепции о ненасилии. Ведь, к примеру, вам не приходит в голову, когда вы едите мёд, что он тоже является продуктом насилия, — все вегетарианцы и прочие натурофилы, каких развелось видимо-невидимо, я знаю, очень любят мёд — так вот, довожу до вашего сведения, что любой, кто добывает это золотистое тягучее лакомство для вас совершает поистине ужасное насилие над пчёлами! Просто варварство! Он пугает их дымом из дымаря, сея среди них панику, выгоняет из улья, и, в довершении всего, лишает бедных насекомых честно запасённой на зиму пищи, заменяя её самым обыкновенным дешёвым сахаром…
Златояра молчала, глядя на Крайста, как на врага. Другие шаманы тоже отвлеклись от плошек и подняли глаза на чужаков. Кирочке стало не по себе под этими устремлёнными на неё со всех сторон взглядами; опустив голову, она уставилась в свои бобы.
— Приятного аппетита, товарищи, — сказал Крайст, по-видимому, догадавшись, что возмутил общественность, и умолк, отправив в рот скудное угощение солнечных братьев.
Бобы брали руками. По одному. Потом долго и тщательно пережёвывали. Прошло около получаса, прежде чем нудный обряд поедания бобов, к великой радости Билла и Киры, завершился. Оба вздохнули с облегчением, когда одна из девушек унесла куда-то их глиняные плошки. Златояра тоже встала и принялась суетиться вокруг стола.
— Перейдём теперь к сути дела, сын и дочь Тёмного Неба, — обратился к гостям шаман, что приветствовал их первым при входе в залу. Он был здесь, по всей видимости, главный.
— Как… как вы сказали? — удивилась новому обращению Кирочка.
— Мы всегда обращаемся так к чужим, не обижайтесь, — мягко ответил Верховный Шаман и продолжил начатую речь, — Мой старший сын Светозар попал в беду. Поэтому вы и приглашены сюда. Его невеста сможет лучше ответить на некоторые вопросы. Расскажи нашим гостям всё, Златояра.
Величественным кивком головы Верховный Шаман указал на шустро снующую туда-сюда девушку. Взмахнув лёгким как бабочкино крыло подолом из нежно-голубой полупрозрачной ткани, янтарная блондинка порхнула поближе к нему и грациозно уселась на пол.
— Ведьма похитила его в то самое утро, когда мы должны были сочетаться браком перед лицом Священного Солнца… — сказала Златояра и покраснела.
— Обряд бракосочетания в нашей общине совершается самим Солнцем, — благородно избавляя стыдливую невесту от необходимости сообщать подробности, пояснил Верховный Шаман, — Как правило, это происходит поздней весной или летом. Жених с невестой на рассвете отправляются в лес, находят живописную полянку, залитую светом первых золотых лучей…