Страница 231 из 294
Кирочка слушала Эрна раскрыв рот, но когда он закончил, ощутила нечто вроде досады; она привыкла считать его дитём неразумным и обращаться к нему как взрослый к ребёнку — с высоты своего жизненного опыта; потому только что обнаружившаяся её способность внимать Эрну как проводнику истины стала для Кирочки большой и, скажем прямо, не слишком приятной неожиданностью.
— И давно у тебя появилась эта способность? — спросила она.
Эрн мотал головой, точно стряхивал с волос песок или воду.
— Не знаю… Наверное, вместе со всеми остальными. Я ненавижу это делать. Чувствуешь себя потом так, как будто ты слишком долго спал, но всё равно продолжаешь хотеть спать.
Кирочка завидовала. Она многое отдала бы за то, чтобы иметь возможность единым духом зачерпнуть из вселенского колодезя мудрости большую ложку знаний. И легкое головокружение, дезориентация в пространстве, слабость — казались ей смешной платой за пользование таким благословенным даром.
Эрн приметил на лице девушки недовольное выражение и опечалился. Он давно убедился, что как бы он ни старался быть добрее к людям, контакт с ним всё равно делает их более несчастными, чем они были прежде, либо от взаимодействия с ними несчастнее становится он сам.
Они стояли на краю тротуара, чтобы не мешать прохожим. Кирочка курила с отрешенным лицом.
— Едем, — решительно объявила она и, взяв Эрна за руку привычным чуть грубоватым движением, как матери обычно берут детей, повела его к машине.
На лице мальчика изобразилась лёгкая грустная досада, но руки он не отнял; так и прошли они около сотни метров до того места, где был припаркован служебный автомобиль.
4
Пока Билл учился в пансионе, родители на каждые каникулы отправляли его к бабушке. Она жила в пригородном секторе под номером двести, в бревенчатом доме, окружённом небольшим садиком.
Здесь было предусмотрено всё необходимое для жизни — водопровод, газ, отопление, а на собственном крохотном участке, кто хотел, мог высаживать цветы или фруктовые деревья.
Вокруг лепились точно такие же малюсенькие пронумерованные деревянные домики, каждый за плотной завесой из грушевых, яблоневых, вишнёвых, ореховых крон и за своим аккуратным дощатым забором — точно в скорлупке.
Сектор был недорогой, рассчитанный в основном на пенсионеров, участки располагались тесно, но атмосфера там царила очень уютная, все соседи друг друга знали и сохраняли между собою ровные доброжелательные отношения.
Поселение целиком занимало небольшой холм, и издали, из машины, если подъезжать по шоссе, производило впечатление грозди зелёного винограда.
В то лето, когда пропал Чарли, Биллу исполнилось одиннадцать. Бабушка, разумеется, не позволяла ему выходить за внешние ворота, но благодаря своему лучшему другу он открыл, что если, поднеся электронный ключ-пластинку к замку на них, покинуть сектор через калитку и спуститься по склону холма, то можно оказаться на берегу тихого лесного озера.
Здесь всё заросло густым стелющимся ивняком, места были заболоченные, дикие. Только Чарли знал тропинку, ведущую к воде, никто из жителей сектора в озере не купался, говорили, что там повышенный радиационный фон и ещё какие-то загрязнения, в окрестностях Города по версии Главной Природоохранной Службы вообще не осталось чистых водоёмов, кто-то даже божился, будто видел, как трепеща в воздухе сверкающими хвостами выпрыгивают вверх, играя, на рассвете, хищные рыбы-мутанты, и только богачи из бизнес-сектора сто девяносто восемь, расположенного на другом берегу, иногда катались по озеру на моторных катерах, оглашая таинственную вязкую тишину леса грохотом танцевальной музыки, громким смехом и плеском выбрасываемых за борт бутылок из под элитных сортов виски.
А Чарли не боялся озера. Нисколечко. Он становился на плоский камень у самого берега, решительно стаскивал футболку и шорты, сбрасывал с узких подростковых ступней мокрые резиновые шлёпанцы, и пройдя каких-нибудь два десятка шагов по замшелым деревянным мосткам, смело нырял в глубину. Вода глотала его целиком, её поверхность смыкалась над ним, точно жадные чёрные губы. Но он всегда выныривал, отряхивался, мотая головой, громко чихал и плыл дальше, по направлению к середине озера, так далеко, что его голова становилась точкой, потом возвращался, выходил, с трудом натягивал на мокрое тело одежду и, глядя на Билла с лукавым прищуром, спрашивал:
— Ну как, хочешь попробовать?
Он называл это Крещением. Наделённый от природы невероятно богатым воображением, Чарли постоянно изобретал новые игры и забавы, регулярно что-то выдумывал; приписывая простым вещам удивительные свойства, он всячески приукрашивал доступный им маленький летний мир, состоящий из сектора, обнесённого высокой кирпичной стеной, озера и маленькой рощи на склоне холма, где они делали из тонких гибких ветвей эльфийские луки.
Особенно впечатлила Билла эта история о крещении водой озера, он услышал её впервые в утренней тишине леса, рассказанную таинственным голосом; крики болотных птиц и шелест сухого тростника дополняли повествование, точно музыка — радио-спектакль. Очертания деревьев на поверхности водоёма чуть подрагивали от легкого ветерка.
Чарли присел на корточки на краю деревянных мостков, лицо его отразилось в глянце воды, как в стекле, и, медленно повернувшись к Биллу, он сказал:
— Это озеро волшебное. Оно забирает грехи. Искупавшись, выходишь из него совершенно чистым, если выходишь…
Билл смотрел на друга во все глаза.
— И та чистота остаётся с тобой надолго, целебная сила озера отваживает тебя от зла, делает лучше, добрее… — Чарли разбил озёрную гладь, зачерпнув пригоршню, и полюбовался лужицей желтоватой болотной воды на своей ладони.
Билл тоже присел на корточки на мостках, некоторая часть его существа сопротивлялась, не желая верить, он привык к постоянным фантазиям Чарли, но эта история так ему понравилась, что жаль было сразу отправлять её в разряд законченного мракобесия.