Схватка за Рим

– Хорошо, подождем греков, – грозно проговорил великан Гильдебад. – Ас их черепами мы поступим так!

И он с такой силой грохнул дубинкой по полу, что мраморная плита разлетелась на куски.

– Да, пусть попробуют, – подхватил Тотила, и глаза его сверкнули, – пусть попробуют римляне изменить нам… Смотри, – указал он старику на своего старшего брата, – какие крепкие дубки у нас еще есть!

Старик покивал с улыбкой:

– Да, братец твой силен. Раньше были и помогуче его… Но эти проклятые южане воюют, спрятавшись за стенами. Они ведут войну, будто складывают и раскладывают камешки. Могут загнать целое войско героев в мешок и перебить их издали, как ворон. Знаю одного такого головастика в Византии. – Он взглянул на человека с мечом. – Ты тоже должен знать его. Это Нарзес.

– Знаю, – задумчиво кивнул тот. – Если поразмыслить покрепче, то выходишь правым старик. Наш король при смерти, царевна – полукровка, римляне – лжецы, Юстиниан засел в засаде… Но, с другой стороны, за нами стоят вандалы, бургунды, герулы, франки… Немало. Даже эсты с далекого севера.

– Это все бредни! – снова рассвирепел Гильдебранд. – Что, твои эсты, подкупят своим янтарем полководцев Византии? А все союзники – эти зятья и шурины… Знаю я верность королевской родни!

Все задумались. За стенами храма бушевала и ярилась буря.

Наконец заговорил Витихис, человек с мечом:

– Хорошо. Мы прониклись твоими опасениями, старик. Теперь скажи, чем можем помочь беде мы?

Старик улыбнулся и взял его за руку:

– Вот, Витихис, я давно ждал твоего благоразумного слова. Начинайте вы. Вы все. Подумайте. Я выскажусь последним.

– Можно подытожить сразу, – заметил черноволосый, которого звали Тейя.

– Гильдебад и Тотила не видят опасности. Ты и Витихис, вы видите и надеетесь. Я вижу ее давно и не надеюсь уже ни на что.

– Ты что, уже хоронишь нас без боя, так? – заметил Витихис.

– Отчего же? Будет и бой, будет и слава. – Тейя потряс топором. – Перед своей смертью мы устроим им кровавую баню. Дело ясно: врагов слишком много, и все они примутся за нас в одно прекрасное утро…

– Может, об этом и стоит поговорить с королем? – нетерпеливо заметил Тотила.

– Сто раз я ему об этом говорил, – вздохнул старик. – Он устал и хочет одного – смерти.

– Я думаю, все-таки неплохо бы подумать о союзе с франками и бургундами против греков: союз, скрепленный клятвой и обеспеченный заложниками.

– Ты рассчитываешь на верность, потому что сам умеешь быть верным. Нет, друг мой, готам могут помочь только готы. Вы молоды… Женщины, оружие, семья – у вас еще впереди много всяких радостей. У меня все позади. Жена умерла, дети умерли, за ними – внуки. А друзья давно все перебиты. Короче говоря, у меня есть время подумать о всем моем народе. Но настанет пора, когда об этом, о любви к своему племени, должен подумать каждый.

– Ты прав, – заговорил Тейя. – но что может спасти наш народ. Так, как мыслишь, как чувствуешь ты, должны подумать… должны загореться огнем этой священной любви тысячи. Нужно, чтобы огонь охватил сразу всех. Возможно ли это?

– Возможно, сын мой. Назад тому сорок пять лет все мы, готы – много сотен тысяч с женами и детьми – были заперты в горном ущелье. Положение наше было отчаянным. Брат короля со своим войском был разгромлен. Обоз захвачен врагами. Мы прозябали в скалистом ущелье, разжевывая кору и траву. Спинами мы уперлись в скалы, а перед нашими взорами стоял враг, втрое превышающий нас численностью. Тысячи гибли от холода и голода. Много раз король пытался пробиться через проход, но тщетно. И вдруг появился посланник от византийского императора и предложил свободу, жизнь, вино, хлеб, мясо, но с одним условием: мы обязаны были сдаться, нас всех разделили бы по четыре-пять человек и раскидали по всем просторам империи, запрещалось мужчинам жениться на готских женщинах, учить детей родному языку. Мы должны были забыть свое имя и стать римлянами. Услышав это, король наш вскочил и воскликнул: «Выбирайте, готы! Свобода без языка или смерть с королем!» И тогда мы все стали как лесной пожар – всем народом мы ринулись в проход, и греков как не бывало. Гордостью блестели глаза старика, когда он продолжил:

– Только это теперь может спасти нас. И я вас спрашиваю прямо, чувствуете ли вы, что только эта любовь есть самое драгоценное сокровище и самый сильный щит? Можете ли вы принести себя в жертву ради него?

– Да, можем! – в один голос ответили все четверо.

– Хорошо, – продолжал старик. – Но Тейя прав, не все готы теперь таковы. Многих, очень многих ослепил блеск чужеземцев; многие переняли греческие одежды, римские мысли и стыдятся имени варваров. Они хотят забыть сами и стараются заставить других забыть, что они готы. Горе этим глупцам! Они вырвали сердце из своей груди и хотят после этого остаться живыми. Они подобны листьям, что в гордыне отрываются от ствола, но ветер занесет их в болота, там они и сгниют… Вы и никто другой должны разбудить народ. Я первым начну петь детям древние саги о сражениях с гуннами, о победах над римлянами… Будете мне помогать?

– Да, – ответили они, – мы готовы.

– Я верю вам, – сказал старик, – и не для того, чтобы крепче связать вас, – разве можно чем бы то ни было связать лицемерного? – но потому, что я остался верен старым обычаям нашим и считаю, что лучше удастся то, что совершено по обрядам отцов, – следуйте за мною.

Глава II

С этими словами он взял в руки факел и пошел вперед, через все здание храма, мимо развалившегося главного алтаря, мимо разбитых статуй древних богов, спустился по ступеням и наконец вышел наружу. Все молча следовали за ним.

Пройдя несколько шагов, старик остановился под громадным старым дубом, могучие ветви которого, как крыша, защищали от дождя и бури. Здесь все было приготовлено для торжественной клятвы по древнему языческому обряду германцев.

Под дубом была вырезана полоса густого дерна, средняя часть этого дернового пояса была приподнята и держалась на трех длинных кольях, воткнутых в землю, под этой дерновой крышей свободно могли стоять несколько человек. В вырытом ровчике стоял медный котел, наполненный водою, а подле него – первобытный острый боевой нож: ручка из рога зубра, а клинок из кремня.

Старик ступил в ров, воткнул свой факел в землю подле котла, обратился лицом к востоку и склонил голову; затем, приложив палец к губам в знак молчания, кивнул головою остальным, чтобы они вошли.

Все четверо молча подошли и стали – Витихис и Тейя с левой стороны, а оба брата – Тотила и Гильдебад – с правой, затем все пятеро взялись за руки, образуя цепь.

Через несколько минут старик отпустил руки Витихиса и Гильдебада, стоявших рядом с ним, и опустился на колени.

Прежде всего он взял полную горсть черной лесной земли и бросил ее через левое плечо свое; затем зачерпнул другой рукой воды из котла и выплеснул ее через правое плечо, потом подул перед собой и наконец взмахнул факелом над головой справа налево. После этого он опять воткнул факел в землю и проговорил вполголоса:

– Слушайте меня, ты, мать земля, и вы, бушующие воды, и легкий воздух, и пылающий огонь. Выслушайте меня и сохраните мои слова. Вот стоят пять человек от племени Гаута: Тейя и Тотила, Гильдебад и Гильдебранд, и Витихис, сын Валтариса. В тишине ночи пришли мы сюда, чтобы составить братский союз на веки вечные. Мы должны быть братьями в мире и вражде, в мести и правде. Надежда, ненависть, любовь и страдание – все у нас должно быть одно, как в одну каплю сливается кровь наша.

При этих словах он, а за ним и все остальные обнажили левые руки и протянули их над котлом; старик поднял острый каменный нож и одним ударом сделал разрезы на всех пяти руках, и красные капли заструились в медный котел. Затем все стали на прежние места, а старик продолжал:

– И мы клянемся самой страшной клятвой, что для счастья готов мы пожертвуем всем: домом, двором, имуществом, лошадью, оружием, скотом, вином, родственником и товарищем, женою и собственным телом и жизнью. А если кто из нас откажется выполнить эту клятву, не будет готов на всякую жертву…