Страница 10 из 21
– Ползи, а то пристрелят.
Через несколько минут мы наконец-то добрались до спасительных деревьев. Немцы дали ещё пару очередей для порядка и затихли.
– Они за нами не погонятся? – спросил я Перепела.
– Нет, никогда. Они очень Зоны боятся все, – ответил Перепел, поднимаясь и отряхиваясь.
– А это уже Зона? – хрипло спросил Макс.
– Нет ещё, – буркнул Перепел. – Когда в Зону войдём, сам почуешь. Не пропустишь, не боись.
Мы углубились в лес. Берёзы быстро закончились, и вместо них пошли какие-то чахлые то ли грабы, то ли буки, то ли ещё что-то. Голые ветки полумёртвых деревьев были густо оплетены паутиной. Пахло здесь, словно в каком-нибудь бору, где разгромили попавшую в окружение армию, – гнильём, ржавчиной и смертью.
– Ой! Я, кажется, провалился куда-то! – раздался голос Макса. Я обернулся и увидел, что его левая нога по колено ушла в какую-то нору.
– Не могу вытащить.
Мы с Перепелом подошли и попытались его выдернуть.
– Ай! Осторожней!
Перепел, плюнув, отстегнул от рюкзака сапёрную лопатку и стал осторожно расширять края ямы.
– Вот, теперь, кажется, пошла, – обрадовался Макс, осторожно вытаскивая ногу.
– Можешь наступать на неё? – озабоченно спросил Перепел.
Макс попробовал и поморщился.
– Потянул маленько. Но идти могу.
Я заглянул в яму и увидел на дне кости, весьма похожие на человеческие.
– Перепел, тут убивали кого-то что ли?
– А то! Место поганое, тут частенько шакалы поджидают старателей, которые со сламом возвращаются.
Мне даже курить расхотелось, и я предложил не задерживаться и двинуть дальше. Сначала мы спустились в небольшую ложбину, по дну которой струился ручеёк («Не вздумайте из него пить, он течёт из Зоны», – предупредил Перепел), шли вдоль ручья сквозь обрывки рассеивающегося тумана, потом поднялись по склону, цепляясь за редкие кусты и молодые деревца, на крутой холм, опять спустились в ложбину, густо заросшую папоротником, потом опять стали подниматься, и вдруг...
Очень сложно описать это ощущение, которое испытываешь, пересекая невидимую границу Зоны. Сначала ты на секунду слепнешь, глохнешь, теряешь всякую чувствительность, и тут же наоборот – превращаешься в один сплошной глаз, сплошное ухо, нос, язык и на миг необыкновенно остро воспринимаешь цвета, звуки, запахи мира, которые смешиваются в невообразимый винегрет, и ты чувствуешь сладковатый привкус небесной синевы, зеленую кислинку молодой травки, упругую гулкость глинистой почвы, а затем... Затем с каждым человеком, судя по скупым рассказам других старателей, происходит по-своему. Меня словно изнутри от макушки до пяток окатили кипятком, появилось ощущение пронзительной тоски одновременно с надеждой на необыкновенное, раздирающее душу счастье; в мозгу, как в бешеном калейдоскопе, закрутились картинки из прошлого, и почему-то восхитительно ясно вспомнилось первое свидание: как тщательно готовился – гладил рубашку и ваксил туфли, как волновался и мучительно придумывал подходящие темы для беседы, и как потом всё на удивление легко и естественно прошло, и когда проводил её до подъезда, она даже позволила поцеловать себя в губы... И внезапно всё закончилось, и всё стало как было, точнее почти всё, как если бы кто-то, проведя обыск, вернул вещи на свои места, но положение их слегка изменилось. А моя зубная боль бесследно исчезла. «Здравствуй, Зона», – сказал я беззвучно.
– Ну что, получили дубинкой по кумполу? – спросил Перепел, внимательно вглядываясь в наши с Максом лица. Абсолютно трезвый, хотя минуту назад он был вхламину.
– Это... всегда... так? – с трудом выдавил Макс.
– Всегда. Но у каждого по-разному. Так, проверим: имя своё помните? Где право? Где лево? А то, бывает, что и умом едут в Зоне сразу...
Как выяснилось, мы с Максом выдержали первый удар Зоны нормально, без потерь. Правда, у Макса, по его словам, ощущения были другие: его приглючило, что вокруг всё со всем связано и он способен отследить любую из этих бесчисленных нитей.
Чтобы слегка придти в себя, я достал сигарету и, прикуривая, сделал одну небольшую затяжку, однако мне показалось, что я вдохнул дым не сигареты, а целой фабричной трубы. Я чуть не задохнулся, моментально выплюнул сигарету и аж согнулся пополам от нестерпимого кашля. Откашлявшись и отплевавшись, я вдруг почувствовал, что моя одежда, руки, волосы нестерпимо воняют табачным перегаром.
– Это чего такое, Перепел?
– Не боись, Зона на людей по-разному действует. Ты вот курить не можешь, а я – пить. Вернее, могу, но только хмель меня не берёт. А был у меня знакомый старатель, так он в Зоне цвета переставал различать, поэтому погоняло у него было «Дальтоник». Привыкай. Ладно, хватит уже рассусоливать – идти надо. Идите за мной след в след и ни на волосок не отклоняйтесь, если жить хотите.
И мы пошли. На первый взгляд, я не заметил в Зоне ничего особенного. Обычный чахлый перелесок, поле, давным-давно заброшенное и заросшее высокой, по пояс травой. На краю поля какое-то кирпичное сооружение, то ли недостроенное, то ли полуразвалившееся. В воздухе витает запах запустения, вымороченности и заброшенности, но шестым чувством понимаешь, что пустота эта лишь кажется и что где-то в ней таится смертельная опасность.
– Стоять! – скомандовал шедший первым Перепел и вскинул вверх руку. – Урок первый, желторотики. Видите вон ту развалину?
– Видим.
– Теперь смотрите внимательно. Вон левый угол, где стена наполовину обрушилась. От этого угла метров на 5 влево смотрите. Видите, там трава не растёт и земля пузырём вспучилась. Заметили? Знаете, что это такое? Это «батут», ловушка такая. Сейчас покажу, как...