Страница 16 из 19
Выжил только Тигр.
Я до сих пор считаю, что остальные погибли по моей вине. Не встреть они меня, им не пришлось бы будить оголодавшую на кладке яиц крокодилиху. Не пришлось бы носиться за мной и к ночи они, возможно, преодолели бы гораздо большее расстояние. Без меня они провели бы ночь в безопасности и, встретившись с вооруженным конвоем, все пятеро вернулись бы в свои неандертальские пещеры.
Но выжил только Тигр. Мне не позволили даже подойти к нему. Рыжеволосый мужчина, разгадав мой порыв, сделал страшные глаза и через плечо указал на укутанного в черный плащ всадника. Мне следовало подчиниться. Он единственный, кто пожелал обучить меня языку и вообще подумал о такой возможности. Более развития цивилизация, в этом все дело.
Тигр принадлежал к низшему классу. Он сдержанно кивнул мне, как бы говоря, что я приняла правильное решение, не кинувшись к нему. Я кивнула в ответ.
Поодаль от Тигра, обступив чье-то мертвое тело, рыдали девушки. Двое мужчин занимались колесом перекошенной повозки, когда подошли мы с рыжиком и черным всадником. При виде всадника мужчины бросили повозку и вытянулись по стойке «смирно», что уже говорило о многом. Рыдания, наоборот, не стихли, при виде него только усилились. Тигр стиснул зубы, глаза его недобро оглядели всадника, но он ничего не сказал.
Белая птица очень походила на орла, но мне, разумеется, еще не доводилось видеть таких огромных экземпляров. Птица с деловым видом прохаживалась поодаль меж мертвых детенышей крокодила, и, если отрешиться от того, что в ней было около двух метров в холке, ну, с виду обычная курица бродит по двору в поисках червяков. Когтистой лапой она придерживала тушки и умело разделывала их клювом, похожим на крюк. Вдали дороги, тонувшей в предрассветном тумане и сизом дыму догоравших костров, пировали те самые хищные чайки. Они старались держаться подальше от орла и не претендовали на его добычу.
Всадник был с ног до головы укутан в плотную черную ткань, виднелись разве что кожаные плетенные сандалии на ногах, и если он не успевал отдернуть свой плащ, то и драгоценные камни на шее. Он вошел в лагерь стремительным шагом хозяина, не удостоив никого из аборигенов даже взгляда, и потребовал у вытянувшихся по струнке солдат отчета. Он почему-то не стал требовать такового у мужчины в красном халате без рукавов, который терпеливо сцепив руки, стоял рядом со мной.
Солдаты, запинаясь и перебивая друг друга, очевидно, поведали ему о ночном происшествии. Мол, прибыли ночью, так и так, забрали вот этих, а потом как началось, как завертелось...
Я однозначно воспринимала этих двух мужчин в качестве солдат, хотя, конечно, могла и ошибаться. Но их выправка и вооружение, как мне казалось, однозначно говорили в пользу именно такого вывода. У них, к моему удивлению, на поясе были ножны, а в них могли быть или просто длинные кинжалы или же короткие мечи. Я десятки раз видела рыцарские облачения, но музейных экскурсий, конечно, было недостаточно, чтобы стать экспертом в вооружении. На них, само собой, не было рыцарских лат, только кожаная плетенная броня, перехваченная ремешками. Что-то вроде шорт, не доходивших до колен с соответствующей кожаной защитой важных для мужчины мест. На ногах сандалии с обмотанными вокруг ног ремешками, чем-то похожи на римскую обувь, какую я видела в фильмах. Они не выглядели эффектно, их облачение было простым и неукрашенным, вероятно, они принадлежат к низшим по званию, годным разве что для того, чтобы сопроводить толпу неандертальских женщин до точки назначения.
И даже с таким простым заданием они не справились. Не сложно было понять по тому, как хмурился и ярился всадник, что задание было провалено. Простейшая деревянная повозка лежала на боку с отвалившимся колесом. Других верховых животных, кроме орла, видно не было. Укрыться в случае нападения крокодилов на голой дороге было негде, значит, животное или унеслось в паническом бегстве, или его сожрали, так или иначе, солдаты его не уберегли.
Они понуро выслушивали нотации всадника, а когда он выговорился, то по его же приказу вернулись к колесу и повозке. А всадник широкими шагами направился к нам. Плащ бился за его спиной.
Его взгляд поразил меня до глубины души, хотя мне казалось, что уже ничто не способно удивить меня в этом непредсказуемом мире.
Он изучал меня с примесью отвращения и собственным превосходством во взгляде, словно это было ниже его достоинства вообще замечать таких, как я. Его губы скривились при виде моей разорванной, перепачканной рубашки, а джинсы привели в негодование. Похоже, штаны в этом мире, как и в нашем средневековье, считались неотъемлемой мужской прерогативой.
Глядя на меня, он обратился к моему учителю. Он говорил на том же языке, те же звучания слов, только немного беглый и не такой старательный говор. Мне даже подумалось, что он намерено немного коверкал произношение, чтобы я не смогла понять его речи.
Я внимательно следила за тем, как отвечал и вел себя с ним мой учитель. В нем не было того повиновения, как у солдат, но он тоже склонил голову и не поднимал глаз, разговаривая со всадником. Он отвечал тихо и коротко, но голос все же не звучал испуганно и он не оправдывался, не частил, не сбивался. Он спокойно и размеренно рассказал всаднику обо мне, и я уловила только одно-единственное слово: «mastea». Он словно произнес его ради меня, чтобы продемонстрировать, какой эффект произведет это на всадника.
Тот разъярился. Будь у него кнут или что-то подобное, он, пожалуй, захлестал бы рыжеволосого до смерти. Он сжал кулаки, явно сдерживаясь, и процедил сквозь зубы:
— Craasta.
И одной рукой сорвал с меня остатки рубашки. Я вздрогнула от неожиданности. Ткань полетела в песок. Глупо было ожидать защиты от рыжеволосого, который даже в глаза-то ему не смотрел. Я глянулась на Тигра, тот пылал праведным гневом, но что с того? Солдаты только делали вид, что заняты ремонтом, но вмешаться никак не могли.