Страница 25 из 41
- В таком случае прошу вас следовать за мной, - распорядился Ливен.
- Есть! - отозвался командир миноносца, и "Грозовой" отошел.
На море поднялся туман, и крейсер окончательно затерялся в нем. Команде разрешили спать посменно. Ливен, позевывая, передал командование Семенову и ушел отдохнуть.
Семенов в ходовой рубке при слабом свете лампочки, освещавшей компасную катушку, делал заметки в записной книжке, в героическом духе живописуя свою роль в сегодняшнем бою. Его круглое, полное лицо было сурово нахмурено. Он то и дело прикладывал руку ко лбу, вспоминая различные перипетии минувшего дня.
- Что это там пузырь на ножках пишет? - шепотом спросил старший сигнальщик у ординарца, примостившеюся невдалеке от боевой рубки.
- Верно, кто в чем сегодня провинился. Только что приходил с докладом боцман. Наябедничал на кого-нибудь.
- Дал бы бог целыми домой добраться, женку с детьми повидать...
- Князь наш вместе с пузырем - оба норовят где поспокойнее.
- Нет, пузырь за чином или крестиком к черту на рога полезет!
Матросы замолчали.
На крейсере воцарилась тишина. Только вахтенные сигнальщики из самых глазастых бодрствовали на мостике вместе с рулевыми и старшим офицером. С юга пошла крупная зыбь, от которой крейсер давал размахи до семи градусов на сторону. Навстречу "Диане" теперь попадались лишь китайские джонки. Сфера военных действий осталась позади.
Уже за полночь на палубу поднялся подвыпивший Колчак и, спотыкаясь в темноте на каждом шагу, стал выбирать место для ночлега. Блуждая по кораблю, он забрался на кормовой мостик, куда складывали на разостланный брезент тела убитых и умерших от ран. Их было всего несколько человек, и рядом оставалось много незанятого места. Лейтенант сложил свободный брезент в несколько раз и, хладнокровно улегшись с мертвецами, тотчас же уснул.
Среди ночи санитары принесли нового покойника. Приняв Колчака за труп, они решили, что неудобно класть офицеров вперемешку с матросами, - хотя и мертвое, но все же начальство! Схватив лейтенанта за плечи и за ноги, санитары довольно бесцеремонно поволокли его в сторону. Но тут "покойник" энергично вырвался из рук и разразился самой отчаянной руганью.
Саши ары в ужасе отпрянули.
- Да, никак, оно живое! - с испугом проговорил один из них, в чем тотчас же окончательно убедился, получив здоровенную затрещину.
Другой санитар поспешно сбежал с мостика и спасся от побоев.
Разобрав, в чем дело, Колчак помог санитару уложить принесенный труп, сложил ему руки на груди и, понюхав воздух, проговорил:
- Кажется, еще не воняет?
- Никак нет, совсем свеженький, всего с четверть часа как преставился, отозвался санитар.
- Поправь-ка, братец мой, брезент, чтобы мягче было спать, - приказал лейтенант и, отпустив матроса, продолжал неожиданно прерванный сон.
С наступлением дня, после детального осмотра всех имеющихся повреждений, на мостике был собран военный совет, чтобы решить, что дальше делать, куда идти. Разглагольствовал больше всех Семенов. Он убеждал идти в один из французских портов, - Они наши друзья и союзники. Мы у них найдем и приют и помощь. А там попытаем счастья и попробуем прорваться во Владивосток. Или же нам поручат проведение крейсерских операций на путях к Японии. Тоже дело не плохое, убеждал он.
- Но ведь ближайший французский порт - Сайгон. Он у черта на рогах. Да у нас и угля не хватит дойти туда, - возразил старший механик Кунст.
- Остановим первый встречный коммерческий пароход, перегрузим с него уголь, оставим ему только до ближайшего порта. Правительство потом заплатит за все, - ораторствовал старший офицер.
Ливен не замедлил присоединиться к его мнению. Сайгон был совершенно в стороне от театра военных действий. Трудно было ожидать появления там японской эскадры.
- Приказываю следовать в Сайгон, - проговорил князь официальным тоном.
- Есть идти в Сайгон! - тотчас же вытянулся Семенов.
Через две недели "Диана" пришла в Сайгон, до которого было вдвое дальше, чем до Владивостока. Там она разоружилась.
Быстроходный (до 25 узлов), легкий, бронепалубный крейсер "Новик" по своей конструкции представлял собой нечто среднее между миноносцем и крейсером. Для первых он был слишком велик (три тысячи тонн водоизмещения), для вторых имел недостаточно сильную артиллерию.
Японские крейсера того же типа были значительно тихоходнее, но зато располагали более крупными орудиями.
Стройный трехпалубный красавец, со значительно приподнятым носом, "Новик" был гордостью всей русской эскадры. Им долгое время командовал капитан второго ранга Николай Оттович Эссен, лихой и отважный моряк. Он сумел подобрать себе такой же экипаж. Старший боцман крейсера Кащенко высматривал на всех кораблях наиболее бесшабашных матросов, которых затем Эссен выпрашивал у командиров. Сам он и все его офицеры прекрасно обращались со своим экипажем. Наказания были не в моде на "Новике", но в отношении службы были строгие требования, а частые выходы в море и боевые столкновения быстро дисциплинировали матросов.
Эссена сменил капитан второго ранта Максимилиан Федорович Шульц. Сухой педант, хотя и образованный моряк, но не сумел ужиться с доставшимся ему в наследство экипажем. Несколько офицеров подали рапорты о переводе на другие корабли.
Весть о выходе эскадры для прорыва во Владивосток временно оживила старый эссеновскнй дух. Команда опять с лету начала выполнять приказания, механики умудрялись за одну ночь производить переборку машин. Кащенко, кривоногий, рябой здоровяк, летал по всему крейсеру, вполголоса поругиваясь.
Много способствовал этому оживлению старший офицер лейтенант Порембский, старавшийся во всем подражать своему прежнему командиру. За Порембским тянулись и остальные офицеры. Это хорошо понимали и ценили матросы.
В день выхода эскадры "Новик" первым появился на внешнем рейде. До начала первого боя он шел форзейлем, ведя за собой эскадру. Затем присоединился к крейсерам, следуя непосредственно за "Аскольдом".
Так как противник находился вне пределов досягаемости для пушек крейсера, то "Новик" в бою участия не принимал. Настроение у матросов было спокойное и деловое. Они видели, что командир "своего характера не проявляет", а Порембский и другие офицеры обходили крейсер с шутками и прибаутками. Боцман Кащенко, выйдя на палубу, рассматривал японцев и сердито посвистывал.