Приёмыши революции

- А что случилось с настоящей Ириной? - Ольга решила уступить своему естественному любопытству, тем более из объяснений солдат она это как-то не очень хорошо поняла.

- Один господь пока что знает, - Алёна споткнулась о далеко выступающую фигурную ножку ванны и расплескала половину ведра, - но явно ничего хорошего. Из дома Ирина Савельевна сбежала с проходимцем одним, мать не пожалела, а ведь знает, что у Аделаиды Васильевны сердце слабое… Говорили про них, что в Екатеринбург отправились, но вот месяц мы уже здесь, сколько искали, расспрашивали - без толку…

- Так вы не местные? Ой, дайте же, помогу, мне правда не сложно, чудачка вы…

- Не, омские, покойный Савелий Игнатьевич там служил… Теперь, верно, в Новгород, на родину хозяйкину поедем, она там с самой своей свадьбы не была…

- Как-то нехорошо… - пробормотала Ольга под нос, - а ну как настоящая Ирина вернётся? И как мне тогда ей в глаза смотреть?

- Вернётся… оно б хорошо, если б вернулась, тогда б что-нибудь придумали, сказали, что близнецы у Аделаиды Васильевны были или уж не знаю, что, а только куда она вернётся? В Омск? Про то, что в Новгород поедем, она, положим, слышала, но адреса ж нашего там не знает, дом-то ещё купить надо… А вообще она за границу хотела, в Париж. Они об этом с матерью всё и ругались. Барышня новых порядков, сказала, ни терпеть ни принимать не может, а мать наотрез сказала - из России не уеду, в Новгороде буду жить или в Иркутске где-нибудь, да хоть на конюшне с лошадьми, но - в России, нечего нам в Париже делать, русские мы… В благословении ей на брак отказала, потому что слышала, что жених эмигрировать собрался… Это вам, барышня, теперь думать надо, если тот же дядя вас спросит - Аделаида Васильевна ему обо всём этом ещё из Омска писала…

- Скажу, что соскучилась по матери, - улыбнулась Ольга, - и что как посмотрела на поля родные, на златоглавые церкви - поняла, что жить без них не могу, и в раю бы божьем не стала.

- Ну, это вы поубедительней главное, - хихикнула Алёна.

Через час или полтора их сидения в комнате за разговорами о том о сём к ним поднялась Аделаида Васильевна, довольно улыбнулась Ольге, уже переодетой в домашнее платье Ирины.

- Ну, теперь здравствуйте по-настоящему, милая… Вишь, как скомкано получилось - всего-то не загадаешь, думала, Федя раньше чем завтра к нам не успеется… Теперь надо нам привыкать - мне вас дочкой Ириной звать, а вам меня матушкой. Да вы не плачьте, милая, что вы, успокойтесь! - Ольга только после этих слов осознала, что дрожь её - не от холода после ванны, а от подступающих неумолимо рыданий, потому что теперь только до неё стало доходить свершившееся, - дня два, не больше, и уедем мы из этого места, уедем в красивый город… Вы в Новгороде бывали? Ну, утешьтесь, что осиротевшую мать своим присутствием согреете - грешно так говорить, но не верю я, что дочь свою живой увижу… Месяц я её дома ждала, все глаза выплакала, месяц здесь разыскивала… И ни одной весточки, ничего… Может, она и в Париже уже этом проклятом, как знать, но не доверяю я что-то этому её Модесту ни на грош, её ли он так крепко полюбил или драгоценности её, которые она с собой взяла… Обобрал и бросил где на погибель - не удивлюсь… А времена нынче сами видите, какие, могли и обоих прибить по дороге где… Она ведь у меня дурочкой доверчивой всегда была… Ну, надобно, наверное, вам какие-то истории из её жизни рассказать, чтоб вы побольше представления имели, и начну я, пожалуй, с пяти её лет…

В то же время Анастасия жалась у порога уютной гостиной, охваченная смятением, после такого-то инструктажа не странным. Дородный сорокалетний мужчина с густой чуть вьющейся бородой, верхней частью лица напомнивший ей дядю Сергея, взял её руки в свои - огромные и при том казавшиеся невесомыми из-за осторожности движений, и проговорил тихим, ласковым голосом:

- Милая моя, прелестная юная княжна! Об одном посмею попросить вас с порога - не бояться меня. Ведь это, вы сами должны понять, может погубить всё дело! Ведь вы, по легенде, которую мы должны разыгрывать в дороге, моя почти что жена, а разве при этом вы могли бы бояться меня? Я понимаю вас прекрасно, что это не та роль, какую вы готовы бы были и имели какое-либо удовольствие играть, однако согласитесь, это ведь такая роль, в которой сложно б было вас заподозрить, а не это ли главное? К сожалению, у меня никогда не было дочери, и это известно столь хорошо, что приписать мне дочь, даже и внебрачную, было бы довольно затруднительно и вызвало бы дополнительные сложности. Тогда как наличие у меня молодой невесты удивительно в куда меньшей степени…

Анастасия наконец отмерла - всё же, голос господина Крюгера звучал приятно, успокаивающе, а кроме того - бойся не бойся и смущайся не смущайся, а времени у них критически мало, наутро им предстоит отправка из города…

Из соседней комнаты выскочила, заливисто тявкая, миниатюрная болонка. Царевна невольно тут же улыбнулась, протянула руку, потом боязливо отдёрнула, запоздало подумав, что чужая, не знающая её собачка может и укусить, но собачка подбежала, повизгивая от интереса и возбуждения и виляя не только коротким хвостиком, но и всем своим кудлатым, как облачко с детской картинки, задом.

- Марта - очень добродушная собачка, - прокомментировал господин Крюгер, - и как мне кажется, разбирается в людях. Вы ей нравитесь.

- Милашка,- Анастасия присела, почёсывая радостно подставленное собачкой пузико, - это ваша?

- Теперь, пожалуй, ваша. Я купил её три дня назад у мальчишек на рынке, бог знает, где они её взяли… Вот только моя сестра, боюсь, о таком подарке не мечтала, да и я сам предпочитаю совсем других собак.

- Борзых, наверное, - улыбнулась Анастасия.

- Можно и борзых. Ах, если б вы видели моего прекрасного Джека! Я купил его в Америке во вторую свою поездку туда, он прожил со мной пятнадцать лет и вернее друга у меня не было, по правде, я не встречал среди двуногих такого ума и такта… Ну, будет вздохов. Вы можете покуда познакомиться с моей сестрой Эмилией, она, должно быть, уже закончила с упаковкой вашего гардероба, иногда мне кажется, что эта женщина сделана из камня, она не нуждается ни в сне, ни в отдыхе, слава богу уже, что нуждается в еде.

- Я нуждаюсь в сне и отдыхе, Карл, - из комнаты, откуда недавно выскочила лохматая Марта, выглянула темноволосая женщина лет пятидесяти со строгим, несколько постным лицом, - и была бы благодарна, если б ты давал мне его, беря на себя труд самому укладывать свои сорочки… А раз уж ты заговорил о еде, то мог бы помочь мне с поздним ужином, если уж спать нам в эту ночь не суждено, то подкрепиться на дорогу нужно непременно. Бедной девочке, я имею в виду, ты-то и так не оголодал.

- Добрейшая моя сестра! - расхохотался Карл Филиппович и ушёл на кухню.

- Как на духу говоря, я сердечно рада, что не придётся и в самом деле выдавать вас замуж за моего брата, милая, пусть и для спасения вашей жизни. Такое счастье редкой женщине пожелаешь… я терплю его без малого сорок лет, и с радостью уступила бы эту обязанность более достойной, да вот что-то не видала такой…

- Что же, господин Крюгер никогда не изъявлял настоящего намеренья жениться? - удивилась Анастасия. Это странно - видный, обаятельный мужчина, при том не бедный… А что до того, как невысоко оценивает его сестра - так это обычное дело для старших к младшим. Татьяну послушать, так и она не достойная похвал невеста…

Эмилия Филипповна скривилась.

- Был он женат однажды, девятнадцати от роду лет… Жена умерла родами, это для него хороший предлог, чтобы не жениться более. Нет, правду сказать, два года он действительно горевал нестерпимо и отец даже опасался, что он от горя этого не оправится… Но молодость не терпит долгого страдания. Нет, братец мой просто и поныне не повзрослел. И с женщинами предпочитает отношения лёгкие, браком не обременённые. Да будучи сластолюбцем редкостным, среди своих пассий и выбрать бы не смог, и слава богу, я б, чую, от такого его выбора в себя и не пришла бы…