Приёмыши революции

Вторая прогулка и правда выдалась славной. Ветер, в сравнении с утром, практически стих, и хотя всё равно было прохладно, выглянувшее солнышко заметно пригревало и изумительно играло на повисших на листьях и травинках каплях. Алексей уговорил сестёр поднять его из коляски и, взяв с двух сторон под руки, немного провести туда-сюда по дорожкам сада. Он крепко стискивал их руки, думая невольно о том, что очень скоро им придётся расстаться. Хотя ведь может быть, что и не придётся? Может ведь быть, что вот сегодня, или завтра - этих таинственных злоумышленников, что хотели их убить, поймают… И тоже ведь будет хорошее в том, что легче будет сносить тяготы заключения ввиду прошедшей угрозы вероятно долгой разлуки…

Потом они с Лёнькой строили домик из спичек - Лёнька, у которого эта способность была развита до высот невиданных, выцыганил под это дело у солдат ещё несколько коробков.

Вечером он расхрабрился настолько, что изъявил намеренье снова принять ванну самостоятельно - что, разумеется, вызвало протест у родителей и спор так же между сёстрами, Мария предлагала всё же поддержать смелость брата, считая её необходимой для выздоровления, и говорила, что можно сопроводить его и подхватить, если что, а коляска не нужна, Татьяна, памятуя прошлое путешествие, не соглашалась с ней ни в какую, а Алексей, кажется, скорее готов был отказаться от мытья, чем допустить, чтобы ему помогали родители - которым ведь, как Татьяне, отвернуться не прикажешь. На шум заглянул Юровский, узнал, о чём спор, ультимативно заявил, что отведёт наследника мыться сам, «а то у вас тут, гляжу, до драки ещё дойдёт», подхватил на одну руку мальчика, в другую сгрёб полотенце и «всю эту дребедень» - то есть, мыло, вехотку и лечебную соль в пузатом флакончике, и отбыл. Александра хотела было разразиться возмущениями, но дверь перед носом уже захлопнулась.

- Хам… скотина… Да что он себе позволяет…

Татьяна почувствовала даже некоторое злорадство к брату - комендантом он так не покомандует.

- Значит так, - Юровский несколько раз придирчиво ощупал воду и, сочтя её всё же приемлемой, как мог аккуратно сгрузил в неё мальчишку, - теперь слушай меня внимательно. События тут, как оказалось, совсем вперёд нас бегут… Передашь извинения сёстрам, ни ниток, ни яиц им уже не получить. Меняемся сегодня ночью. Так что постарайся голову успеть обсушить, а то точно горячку себе схлопочешь.

- Вы поэтому со мной пошли? Предупредить? - Алексей невольно зашипел, когда по его смоченным волосам принялись возить куском мыла.

- Вам тут говорили, небось, что кому здесь можно доверять, а кому и не очень… Я о том, что замена сегодня ночью будет, и сам два часа назад узнал, например. А так бы подняли ночью и перед фактом поставили - принимай новых людей… У нас на этот счёт, конечно, всё просчитано, что только не отрепетировано, а внезапность сумятицу вносит. И говорить с вами вот так, перед самым отходом ко сну, подозрительно для кого-то может стать… Если б я папашу твоего мыться потащил или там покурить на кухне или стопку-другую пропустить, так это б точно не очень поняли. Так что слушай и запоминай, на это вся их надежда. Через полчаса вас проверять пойду - все в постелях чтоб были, но ни один чтоб не спал. Когда эти, меняться, прибудут - вы это услышите, поди, к тому времени можете с себя поснимать побрякушки все, ну и одёжу верхнюю - чтоб потом меньше было замороки… Придёт солдат - кто точно, не знаю, может, Марконин или Антонов, кого проще будет - принесёт узел с вещичками, в которые надо будет переодеться. На себе ничего из прежнего не оставлять - ни белья, ни серёжек, ни креста нательного, не дай бог, какую мелочь утаите… Узлы с этим всем, что с себя снимете - отдать солдату, это для замены вашей. И - ждите. Одного за другим вас из дома выведут. Зажми нос. - окунув намыленную голову мальчика в воду, он растрепал пятернёй волосёнки, вызвав ещё один протестующий писк, точнее - бульк, - там будете действовать по указаниям, но сразу упреждаю - сами старайтесь на глаза никому не попасться. Вообще никому, тем более двойникам вашим.

- А двойники, они… они думают, мы, настоящие - где? - Алексей отфыркивался от воды и пытался протереть глаза.

- А кто где… Кто будто умер, кто сбежать исхитрился, для каждого своя легенда.

- Что, все пятеро?

- Тебе об этом зачем знать? Повернись, спину потру. Ох ты ж, статуэтка фарфоровая, как тебя мыть-то, чтоб не поломать…

- Так дайте, я уж сам… Да просто странно мне - как же они это воспримут, что всех пятерых-то меняете? Ведь проговорятся между собой, наверняка…

- Не каркай. Ну, друг о друге они знать не будут, в смысле, что и другие - не настоящие… В том и сложность главная, так бы голова, знаешь, меньше болела. Но это опять же забота не твоя.

- А… а слуги? Их-то вы предупредить успеете? Лёньку… он ведь, хоть сообразительный, всё ж ребёнок, может оговориться нечаянно…

- Со слугами уже по… ах ты ж чёрт, ещё ж малец… Ну, завернём его завтра с утреца под благовидным предлогом… Всё равно с этим ему и самому играть не захотелось бы…

- Может быть, вы… отвернётесь? Я вылезать буду…

- Ох ты ж стеснительный! чего я там не видал? У меня своих трое, и один твоих лет… Ты сам три часа одеваться будешь, матушка твоя всполошится, что я тебя тут утопил…

Алексей поднял со стульчика часы, посмотрел на них с грустью, едва сдерживая слёзы.

- Ни разу не ломались с тех пор… Нет, я понимаю, что взять нельзя… Уж если крест нельзя, так это - подавно… Просто бывает, с вещью грустно прощаться - как с человеком…

- Получишь в своё время обратно, не переживай. Так же исправно тикающие. Вещи, они потерпеливее людей…

15-16 июля, ночь со понедельника на вторник

Никогда ещё душная июльская ночь не казалась такой живой. Она дышала, она смотрела, она, почти несомненно, даже думала, поблёскивая с небес редкими звёздами и подшептывая ветром в листве. Глупости, конечно, и игра больного воображения. Хотя наверное, эта-то ночь могла себе что-то такое позволить… Всё же была она необычной, если не по рискованности предстоящего, рисков-то и помимо было немало, и где-то, возможно, даже больше, то по его нетривиальности…

Она отлипла наконец от щели в заборе, обернулась, нервно переступив с ноги на ногу, облизнувшись. Чем-то напоминая нетерпеливую молодую лошадь, сильную, глупую, опасную этой глупостью… Дай бог или чего там, чтоб всё же ума у этой женщины было побольше, чем у лошади.

- Что, лезть уже?

- Давай. Там у дома встретят, влезешь через окно, он поможет… И дальше там поможет… А в остальном сама себе поможешь.

Спасибо, что ни говори, ни одного фонаря не горит. Избавили от счастья хоть сейчас видеть эту морду… Но хищный блеск глаз всё-таки угадывается, слишком хорошо. И ещё измерь, чего в нём больше, алчности или страха.

- Тебе хорошо… Ты, если что, весь в мажоре. А я… оно понятно, куш большой за просто так не даётся, но и сдохнуть, если коснись, охота не так люто. Где оступлюсь…

- Значит, не оступайся. Как-то до сих пор умела, и тут сумеешь.

По тону чувствуется, как скривила губы.

- До сих пор, сравнил… То ли мелкую дворянскую сиротку играть, то ли цесаревну!

- Ай, иди ты. Ну уж извини, вместо тебя цесаревну сыграть не могу. Да не гони раньше времени, я тебе всё раз десять уже вроде обстоятельно расписал, чего ещё не поняла? Знал бы, что ты такая нюня, другую б взял, да вот похожа ты мордой на ту царевну больше других… Да кого тебе там бояться? Охрана вся новая, старую, видать, теперь в расход за такой казус пустят, подмены не распознают. Комендант в деле, ему самому жить хочется. Николашка с жёнушкой подавно, они второй день трясутся, что раскроют их враки про дочкину болезнь… Примут как родную и остальных дочурок на то же настропалят. Им, если узнают, что они дочурке побег устроили, не лучше выйдет, чем тебе за подмену, так что ещё сами и научат, и выгородят… Ты знай сиди и мило улыбайся, если кто сунется. Хотя кто там сунется… Дня через три город белочехи займут, тут уж никому не до тебя будет, кутерьма знатная получится… Там уж как сумеешь, не мне тебя учить. Много не хватай, разум тоже иметь надо. Рви на хату к Ненашину, он вывезет, там я весточку пришлю, там сочтёмся…