Страница 2 из 25
– Очень мило, что ты подумал сейчас об этом. Что я испытываю влияние со стороны Андо. Но Андо, дескать, ещё простительно, потому что он сын генетически изменённой Литы, хотя ты бы на его месте имел немало счетов к ворлонцам как раз за это… А сам ты разве не испытываешь влияние? Да-да, я имею в виду принца. Да, я слышала его мысли. О том, что невозможно верить в каких-то богов и вообще в какую-то высшую благую и справедливую сущность после того, как знаешь правду об Изначальных. Разве не благодаря ему ты проникся тем же атеизмом? Вопреки тому восприятию ворлонцев, которое всегда было принято в культуре Минбара, вопреки тому, что, как ты прекрасно знаешь, твой отец…
– Очень мило, что ты об этом вспомнила, Адриана, - Дэвид в бешенстве вскочил, Страж, в ощутимом шоке от происходящего, взметнулся ему на загривок, - но пожалуй, это скорее Диус стал атеистом под моим влиянием. Если иногда я мало говорю о своём отношении к чему-то, то лишь потому, что не хочу никого травмировать. Но хоть Андо мне и друг, а истина дороже. Как, по-твоему, я могу относиться к ворлонцам? Диусу на них просто плевать. А я их – ненавижу. А что я мог испытывать к тем, кто лишь на основании своего технического превосходства беззастенчиво пудрил младшим мозги, считал вправе диктовать, как им жить – меньше всего думая о их благе, младшие для них были только пешками, покорными орудиями в их древних бессмысленных играх… Кто посмел пытать моих отца и мать, чтобы узнать у них то, что могли узнать, просто просканировав? Кто демонстративно не вмешивался – то есть, обладая такой невообразимой силой, трусливо прятался за спины младших, которые были для Теней пушечным мясом, но их же не жалко, конечно, не жалко, всех этих людей, минбарцев, нарнов, центавриан, которые живут всего лет по сто, и у которых, конечно, лучше применения нет, чем пасть жертвами в их извечном споре с Тенями, чей путь круче? Кто так же, под конец войны, уничтожал целые миры – не одних только Теней, а тех ни в чём не повинных существ, чьи правительства оказались просто слишком слабы, чтобы отказать Теням в убежище? Если, в отличие от Теней, они светятся, то это ещё не делает их добром. Их порядок ничем не добрее хаоса. Они просто преследовали свои цели, а младшим теперь как-то жить, приучая себя не смотреть суеверно на небо. Гадая, сколько всего того, что они считали несомненным добром, внушено этими бесстыжими манипуляторами. А ты, ты сама не хотела бы, чтобы тебя создали ради какой-то более стоящей причины, чем эти их многовековые выяснения отношений? Так что если считаешь, что тебе нужно гордиться перед ним, то пожалуйста, гордись не тем, что тебя создали другие безответственные твари, чем его… Да, безответственные твари, потому что как Тени, уходя, не прибрали за собой, не подумали о том, чтоб оставить своим орудиям новый мир и новую цель в жизни, так поступили и ворлонцы, оставив вас как-то самих выживать в мире, который вас ненавидит и боится. И не тем, что сражаешься… Потому что тут ты в более проигрышном положении, чем он. У тебя, по крайней мере, была какая-то человеческая жизнь.
Страж предупреждающе ткнул щупальцем Дэвида, не соединяясь, но Дэвид понял, что он имел в виду – говорить тише, конечно, в соседних комнатах и внизу в обеденной зоне сейчас гвалт стоит не меньший, проблема расслышать собственную речь, куда уж там подслушивать, но если всё же услышат – звучание здесь земной речи вызовет вопросы.
– Может быть, тогда уж предложишь дракхам побрататься и жить одной большой и дружной семьёй? – казалось, Адриана взяла себя в руки, голос её стал тише, ровнее, но глаза, огромные на бледном лице, пылали.
– И предложил бы, встреться мне хоть один из них, - голос Дэвида, затихая, всё ещё дрожал, его самого ощутимо трясло, - уверен, даже если им уже предлагали, и даже если они уже отказались – это не повод не попытаться ещё раз. Я не хочу верить, что на пути зла есть такая верста, с которой уже невозможен поворот назад. Верить в абсолютность чьего-то зла – это, конечно, удобно… Для поднятия боевого духа, для того, чтобы не сожалеть о жертвах, неизбежных на войне, не чувствовать себя убийцами… Но не самообман ли это? Прежде чем объявить себя силами добра, стоит вспомнить, на какой крови строились наши собственные цивилизации.
– Всё же было ошибкой включать тебя в эту экспедицию, - Адриана отвернулась, смотреть в неистово горящие огромные голубые глаза почему-то стало очень тяжело, ей хотелось так же заслониться и от фона мыслей, надрывно звенящего, как перетянутая струна, но это было уже сложнее, - не хотелось бы, чтобы твоя вера умерла здесь, сейчас… Ты слишком наивен для своих шестнадцати лет, на войне такая наивность либо стоит жизни, либо сама умирает в муках, когда для защиты своей жизни приходится убивать.
– Для защиты своей жизни – нет, никогда. Чтобы защитить Диуса, тебя, кого-то ещё. Защитить Центавр. Если знаю, что другого пути нет. Но я очень хотел бы, чтобы он был. Потому что совершенно не рвусь в герои войны. Потому что совершенно точно, убийство другого живого существа – не повод для гордости.
– Слишком наивен, - повторила Адриана, садясь обратно к своей недоразобранной одежде. Она не могла отделаться от ощущения, что Дэвид ей парадоксально кого-то напоминает. Кого-то более знакомого, чем президент и Деленн, которых она видела один раз в жизни, и в то же время, перебирая всех родственников и знакомых, она не могла понять, кого именно.
По правде говоря, изображать злое и разочарованное выражение лица особо даже не пришлось – пять часов бесплодного стояния в очереди (ко времени закрытия конторы он не дошёл и до порога) выведут из себя и более терпеливого. Однако и внутреннее удовлетворение от полученных результатов тоже было. Из разговоров соседей по очереди, прохожих, подсмотренного в газетах и на небольшом информационном экране – чёрно-белом, но кто б тут был в претензии – он теперь знал всё или почти всё об обстановке в городе и регионе, знал, кто управляет городом, каков род занятий, дружеские и родственные связи, вкусы и привычки тех, кто близок к правящим кругам, где сосредоточена общественная жизнь, какие здесь обычаи и развлечения. Ничего странного – в провинциальном городе, пусть и весьма крупном, где жизнь на эпохальные события как-то небогата, болтовня является чуть ли не единственной радостью, для получения первичной информации бывает достаточно развесить уши. Пока, исходя из оценки обстановки, Винтари сделал бы ставку на шахту Гатвини – она древнее, глубже, и именно там сейчас больше всего оживление. Расширение, набор новых рабочих, установка нового оборудования… Выглядело достаточно подозрительно – с чего бы шахте, с грехом напополам шевелившейся на грани загибания все эти годы, переживать второе рождение именно сейчас? Главный совладелец, Ласуро Гатвини, говорят, почти уже собрался передать бразды младшему помощнику и переселиться с семейством к родственникам на Маригол. Что заставило его передумать за два дня до отлёта? Да и само то, что шахты жили столько лет в то время, когда вся добыча тяжёлых металлов не только в регионе, но и на Приме вообще шла к своему закономерному концу – даже с учётом того, что разработки одни из самых молодых, освоение региона, лежащего в сердце континента, когда-то принадлежавшего зонам и в ходе войны более чем наполовину приведённого в непригодный для жизни вид, велось очень медленно… Официально причина была в мудрости и удачливости первого Гатвини, застолбившего место, где никто, кроме него, не предполагал богатейшую жилу, и в длительном перерыве в разработках, когда Гатвини вслед за ближайшими родственниками и друзьями ринулись осваивать новые территории в колониях и грызться за лакомые находки там, практически забросив имущество на родине… Но что если комплекс специально берегли указом «сверху»? Нет ничего сложного в том, чтобы расположить бомбу в одной из этих скважин, и нет ничего сложного среди всех тех специалистов, которые сейчас сюда съехались, прислать и соглядатая, который должен проверить состояние этой бомбы…