Наследие Изначальных

Дом господина Малхутарро примыкал к его заведению, соединяясь с ним недлинной галереей, и был мрачноватым, но дышащим достатком. С глубокими просторными подвалами, где и обитали рабы. В подвалы он, впрочем, гостей не провёл, а распорядился приводить детей по одному в центральную залу дома — видимо, и предназначенную для приёма гостей, судя по устланному подушками полу. Вадим знал, что никакого выбора не будет. Он возьмёт первого же приведённого ребёнка. Невозможно выбирать, когда речь идёт о чьей-то жизни, невозможно думать, как будут дальше жить те, кого не выбрали, когда знаешь их лица, и они будут преследовать тебя в кошмарах… Дайенн в это время потерянно жалась за спиной Ранкая, борясь с поганым ощущением, что хотела б быть сейчас где угодно, только не здесь. Происходящее было неподобающим, неправильным, но как правильно — сейчас никто не мог бы сказать. Полицейский не должен ни о чём договариваться с преступником, не должен заключать с ним никаких сделок — но у них сейчас нет роскоши времени и сил распыляться на каждого Малхутарро, их таких тут, Ранкай совершенно прав, тысячи, и каждого есть за что упаковать, и каждый будет прикрываться как минимум тем, что действовал не на территории Альянса, и не исключено, что таки прикроется. Пока что они могут только что-то получить за компромат, от которого им всё равно никакого практического проку, и если это не информация — то почему б это не была свобода для того, кто может и не дождаться всех необходимых согласований, которых на такие очевидно правильные вещи, как захват подобных островков ликующего беззакония, всегда требуется особенно много. Что они получили бы, если б развернулись и ушли вместе с этой записью? Наёмных убийц, подосланных в номер перепуганным хурром? Огромное спасибо этого самого Бизела, который, будучи хитрой старой сволочью, в отличие от Малхутарро прекрасно знает, что здесь полиция, и обыграет на своём поле новичков просто из любви к искусству? А следующей была мысль — не имела ли история, стоящая за знакомством Альтаки с Макту Касорой, какой-то подобный же характер, когда букву закона исполнить было невозможно, или возможно только с крайне мерзким осадком на душе.

Тощенькая темноволосая девочка в рваном мешковатом платьице бросала на собравшихся редкие полные страха взгляды. Особенно пугала её, видимо, Дайенн — в её сторону она старалась не смотреть.

«Резонно… — Дайенн подавила в сердце болевой укол, — она кто — голианка? А голиан дилгары в своё время тоже очень сильно потрепали. Так что не с чего тут обижаться…»

На самом деле, конечно, всё равно было обидно. Сколько ж ещё дети будут отвечать за грехи отцов…

— Как тебя зовут? — приветливо спросил Вадим.

— Нирла, господин.

— Что ж, по крайней мере, ты знаешь земной язык…

— Немного, господин.

— Я забираю её.

По лицу Малхутарро явно читалось, что он был о вкусе землянина лучшего мнения, но возражать он не стал. В конце концов, ему же лучше, что выбрали у него не самый первосортный товар. Дайенн почувствовала настоятельную потребность выйти — не то чтоб на воздух, но подальше от масляной рожи хозяина дома. А то, чего доброго, уже её придётся уговаривать не совершать прямо здесь и сейчас смертоубийство. Мысль о том, что это ведь Зафрант, здесь это даже сойдёт с рук, прямо совсем сейчас некстати… Она вздрогнула, почувствовав лёгкое касание.

— Добрый человек этот ваш друг, — прошептала Мэриэнн, — из жалости же эту девчонку взял, это видно… Да только ясно, что вы другое тут искали…

— Что?

Шёпот девушки понизился до едва различимого.

— Не зря ж эти вопросы про некислородных были, я слышала… Обратитесь к Туфайонту, вот что.

Дайенн, конечно, много что хотелось спросить после этой загадочной фразы, но впереди обозначилась некая фигура, и девушка, по-видимому, избегая лишних ушей, быстро и деловито прошмыгнула мимо неё.

— А ведь это имя было среди тех, что называла Кашьюл, — заметил Мурсеф, выглядящий уже значительно лучше, вернее, держащийся значительно бодрее, по внешнему виду-то дрази судить о их состоянии сложновато.

— Ну, мы так или иначе собирались пройтись по этому списку, больше-то что делать, других зацепок нет. Ну разве что этот молодчик, его механик, заговорит…

Хемайни кисло кивнул — они с Сайкеем сегодня весь день убили на изучение дел того самого Бизела и пришли к заключению, что за похищением принцессы он стоять не мог, не его сфера — и отправился в ванную.

— Заговорит-заговорит, — мрачно пообещал Ранкай, — парни за ним два квартала гонялись, они долго эти запирательства слушать не будут. Понятно, нервничает гадёныш — ввиду кончины Ритца и удачного бегства второго подельника он же основной фигурант теперь…

— Не, мог же Ритц и в самом деле не сообщать им имя заказчика?

— В принципе, конечно, мог, но из каких соображений ему из этого тайну от своих-то делать?

Ранкай звучно поскрёб затылок.

— А кто он такой вообще, этот Туфайонт, чем славен? Вот Сулф — устроитель боёв, и у него в силу этого есть некислородные помещения, Шакерти — владелец самого большого здесь многопрофильного борделя, у Бенца шахты в некислородных мирах, правда, закупку работников-то он ведёт явно не сам и не здесь, если только на случай визита кого-то из некислородных управляющих имеет в доме соответствующие помещения… Ну, Деметрис рулит бандами чёрных копателей, так что у него публика бывает самая разная… А этот — что?

— А вот этого я так и не понял, — развёл руками Мурсеф, — но наверное, за что-то ведь он был упомянут. Причём дважды, и Кашьюл, и этой девчонкой. Значит, проверить-то надо, да?

Вадим обернулся к своей ближайшей, так сказать, задаче — вырученная им девочка боязливо жалась на стуле в углу, кутаясь в наброшенный Дайенн китель. Та же Дайенн принесла ей кружку с чем-то горячим, и та несмело заглядывала в чашку, всё не решаясь отхлебнуть.

— Ну, давай знакомиться, — он подкатился на кресле ближе к ней, — меня зовут Вадим Алварес.

— Да, господин.

— Чего это ты заладила — господин, господин? — Ранкай упёр руки в боки, — нет тут господ, забудь, что там эти хмыри говорили… Ты теперь свободная, домой отправишься…

Девочка вжала голову в плечи.

— Нет, только не домой…

— А чего так?

— Дома плохо… Не надо домой…

Ранкай присел рядом, сочувственно погладил по спутанным тёмным волосам.

— Сбежала, что ли? Ну, это бывает… Ты кто — голианка же? У нас в отделении несколько голиан работает, они помогут твоих родных найти… Ты где жила? Из-за чего б вы там не поссорились, сейчас они, небось, рвут и мечут и слёзы льют… С ума сойдут от радости, что тебя им вернут…

— Ничего не сойдут, они сами меня продали!

— Как?

— А вот так! Вернёте — они ещё раз продадут! У нас это нормально…

Вадим скрипнул зубами.

— В кого ты-то такой наивный, Ранкай? Дольше моего работаешь…

Дайенн открыла было рот, потом поняла, что слов, чтоб погасить родившуюся неловкость, у неё нет. Каждый в чём-то жертва своего воспитания, в мире дрази подобное немыслимо, и хотя Ранкай в курсе, что другие расы — не дрази, всё же это не то, что придёт ему в голову первым делом. А Алварес наверняка не упустит случая сказать, что браки дразийских дочерей — та же продажа, но это, конечно, совсем другое, раз не иномирцам и не для чёрной работы! Хотя с этим-то Ранкай, более взрослый и критически воспринимающий традиции отечества, может и согласиться, а вот юный Мурсеф может рефлекторно вспылить…

Девочка облизнула неровные пересохшие губы.

— Господин, оставьте меня у себя! Вы добрый… другие могут добрыми и не быть… Я буду хорошей, буду послушной!

Мурсеф не слишком церемонно оттеснил Алвареса, выглядящего примерно таким же растерянным и перепуганным, как ребёнок, и покровительственно навис над маленькой голианкой.

— Слушай, девочка. Тебе будет сложно понять, но я попробую объяснить. Мы все — не такие, как этот Малхутарро и другие тут, мы — из Альянса, а в Альянсе рабство осуждается. Но поскольку мы сейчас не на территории Альянса, а здесь, то по местным законам, которые и не законы вообще, а безобразие, тебя господину Алваресу как бы подарили. Так нужно, чтоб вывезти тебя отсюда. Но лучше сразу привыкай господином его не называть, нельзя. У него на родине иметь рабов это страшный грех. Так что не рассказывай, если не хочешь ему неприятностей.