Страница 95 из 320
Каждая минута была теперь на счету. Кроме традиционных домашних заданий по предметам семестра, я продолжала получать от Вадима Робертовича гору работы, включавшую в себя не только написание статей и очерков, но и списки книг и фильмов, обязательных к прочтению или просмотру в рекордно короткие сроки. На все это требовалось выдать рецензии с анализом вопросов, которые либо он писал для меня, либо - что самое худшее - я должна была сама догадаться, о чем отчитываться.
В местном видеопрокате на меня смотрели, как на умалишенную. Я постоянно заказывала то безумный артхаус, то документальщину, о которой они до этого слыхом не слыхивали, то подборку ретро-фильмов европейских режиссеров, которую работникам магазина приходилось доставать через друзей и знакомых, а в некоторых особо тяжелых случаях – через дальних родственников друзей и знакомых. Уж слишком фанатично блестели у меня глаза, а на лице читалась такая решимость, что они понимали - я от них все равно не отстану и буду мучить до победного конца (да, в сущности, так оно и случалось пару раз)
И все было бы хорошо, да только после памятного посещения перфоманса с актером на стуле и полотенцем, все остальные "культурные" мероприятия, намеченные для меня Вадимом Робертовичем, я тихо саботировала. Тут ничего не мог поделать даже он, всемогущий и всевидящий. Ужас, испытанный мной посреди этого действа, напоминал панику здорового человека, по ошибке оказавшегося в сумасшедшем доме. Правда, в том, что я здорова и адекватна, к концу представления я начала сомневаться.
Заставить себя повторно пройти через подобное испытание было выше моих сил. Поэтому выход нашелся быстро: аккурат за день до "важного" мероприятия я резко заболевала. Методы применялись опробованные и надежные: надеть свои старые, еще казаринских времен ботики с лопнувшей подошвой (этого было достаточно чтобы промочить ноги в холодных осенних лужах и к вечеру заработать вполне реальный насморк, а если совсем повезет - так с температурой) или покурить пару-тройку сигарет на балконе в одной тонкой майке. А если требовалось применение совсем уж тяжелой артиллерии - наскрести льда из нашей старенькой морозилки и подкрепиться им вместо ужина или завтрака.
Вадим Робертович, как и следовало ожидать, очень быстро вывел меня на чистую воду. Когда, выздоровев после очередной простуды, "случайно" совпавшей с еще одним запланированным культпоходом, я пришла к нему в кабинет, он поджидал меня в очень веселом настроении.
- Ну, что, жертва искусства? Явилась, не запылилась? Как здоровье? Что ж ты болеешь так часто в последнее время? - поинтересовался он тоном заботливой нянюшки, от которого я сразу же насторожилась - слишком уж это было подозрительно.
- Ну, не знаю... Осень, наверное... ноябрь. Я всегда в ноябре болею. Много.
- Да-да, конечно, - с показным сочувствием закивал головой он. - Это все ноябрь. Плохой иммунитет, экология ни к черту, а если еще лед из морозилки жрать, так совсем никаких шансов на здоровье. Хоть ложись да помирай. Слушай, а, может, тебе помочь? Добить прямо здесь, по-тихому, чтоб не мучилась? Все равно ведь так жить нельзя, постоянно в соплях и слезах. Что уставилась? Думала, не узнаю о твоих методах бойкота всех веселых тусовок, которые я для тебя так тщательно, между прочим, подбирал?
Я стояла, раскрыв рот, пораженная вероломством соседок по комнате, одна из которых точно сдала меня Вадиму Робертовичу, стоило ему подловить неизвестную предательницу и чуть-чуть надавить на нее в своей обычной манере.
- Но Вадим Робертович! - чувствуя, как краска стыда заливает лицо до самых корней волос, попыталась оправдаться я. - Вы же сами говорили, что каждую секунду надо использовать с толком. А я совершенно не понимаю, зачем мне тратить время на все эти дурацкие сборища? Я там никого не знаю, не имею понятия, как себя вести, что делать, да и вообще по-идиотски себя чувствую! Только хожу из угла в угол, там постояла, тут постояла, а могла бы остаться дома и что-нибудь написать! Вы хоть сами были на том спектакле, куда меня послали? Там актер этот сумасшедший пел интернационал, стоя на стуле, а в конце попытался снять штаны! Я абсолютно не понимаю, что в этом может быть... - тут мне пришлось умолкнуть, потому что учитель, больше не желая делать вид, что слушает, хохотал, сидя за своим столом и уткнувшись лбом в кулак. Мое закономерное возмущение от таких смелых творческо-театральных решений, как всегда, развеселило его.
- Бывал, конечно, и не раз! - отсмеявшись, заявил он. - Мало того, я тебе сделаю признание, после которого ты как натура тонкая, конечно, перестанешь меня уважать, но мне плевать. Этот чудак с интернационалом - один из лепших моих друзей, с которым мы и Крым, и Рим и медные трубы прошли. Отличный мужик, скажу я тебе, просто отличный! Веселейший человечище и правду-матку в глаза режет так, что у народа нервные припадки случаются. И чем он тебе так не понравился, ума не приложу! Он и не матерился почти на последнем спектакле, я это точно знаю. Ну и предупреждение от меня получил, чтобы тебя не дергал, а, Алексия? Ты же меня, можно сказать, до смерти обидела! Плюнула в нежную душу, которой у меня, по твоим соображениям может и не быть! Но уверяю тебя, где-то здесь... - он похлопал ладонью по левой стороне широкой груди, - теплился одинокий огонек, который ты задула своим отказом окультуриваться! - и Вадим Робертович захохотал еще громче, на этот раз даже откинувшись на стуле, до такой степени его позабавило искреннее раскаяние на моем лице.
Ведь на какие-то пару секунд я даже поверила в его крайнюю серьезность и в нанесенную ему глубокую обиду. Правда, как только до меня дошло истинное положение дел - откровенная насмешка надо мной, я тут же насупилась и принялась смотреть в дальний угол кабинета, чтобы не встречаться с его издевательским взглядом и не нагрубить в ответ.