Страница 314 из 320
- Что-то я не вижу, чтобы ты отказалась прямо от всех своих убеждений - вот же, споришь со мной, совсем как раньше, - насмешливо фыркает Ярослав и тут же тепло улыбается, чтобы я не воспринимала его слова всерьёз. - Думаешь, ты одна такая, самая страшная преступница во вселенной? Не смеши меня, Лекс! Да каждый второй…что там…первый хоть раз да совершал подобное преступление против себя. Кто в мелочах, кто масштабом покрупнее. И что? Да может, это качество человеческой натуры такое - взять и подставить под удар самое дорогое, закрыть себе рот, завязать глаза, наступить на горло собственной песне - и вот так пожить немного… овощем, - он вновь смеётся от комичности сравнения, но при этом я вижу серьёзность в его взгляде, и понимаю, что Яр, как всегда, предпочитает говорить о самом важном нарочито беззаботным тоном. - Может, это такое необходимое искушение, которое должен пройти каждый, чтобы потом уже никогда не сомневаться в том, что для него главное. Так что не стоит винить себя за это, Лекс. Все мы ошибаемся, да и вообще… В мире столько всего интересного, но люди все равно ухитряются тратит свою жизнь на пустопорожнее самобичевание! Вот, сама посмотри, а то я все говорю и говорю! - в запале Ярослав резко вскакивает на ноги и тянет меня за собой. Следом за ним я пересекаю широкую площадку этажа и останавливаюсь у противоположного её края. Отсюда открывается вид на город, раскинувшийся внизу - десятки и сотни домов, утопающих в весенний зелени, за крыши которых цепляются пушистые облака.
- Посмотри только, Лекс. Посмотри на все эти окна. За каждым из них - своя маленькая жизнь, - взволнованно говорит Ярослав, и я вижу, каким долгим и пристальным взглядом он смотрит, как на стёклах мириадами отражений рассыпаются солнечные лучи. - Знаешь, я по-прежнему люблю наблюдать за людьми, когда они думают, что их никто не видит - никак не могу побороть в себе эту маленькую слабость, - в его голосе проступает едва уловимая грусть и я понимаю, что он все ещё вспоминает свою человеческую жизнь. И, может быть, совсем немного скучает по ней, как по одному из прекрасных моментов вечности, который уже не вернёшь.
- И что ты думаешь, я видел чаще всего, пока гулял тут по крышам без тебя? Много радостных и весёлых людей, проживающих каждый день как последний? Ведь у большинства из них есть все, что нужно для счастья! Но как бы не так, Лекс. Как бы не так.
- Когда-то ты сказал мне, что за каждым из этих окон скрывается только фарс и враньё, а на самом деле наш мир - залакированная подделка под счастье. Но я не поверила тебе. Я и сейчас не верю. Мало того, ты тоже не веришь, Яр, я же помню, как ты не раз мне об этом говорил.
- Все-то ты помнишь, Лекс, никаких с тобой интриг и загадок! - вновь дразнит меня он, не открывая взгляда от жилых кварталов. - Но и сейчас я снова мог бы повторить эти слова абсолютно искренне, только смысл в них вложил бы другой. Мир - всего лишь подделка под счастье для того, кто его больше не ищет. Не для тех, кто ошибся, предал или потерял себя, а для тех, кто успокоился, смирился с этим, Лекс. Решил, что тянуть лямку, вздыхать, о том, что бывали дни весёлые, да быстро прошли, вокруг одни проблемы, серость и скукотища - это норма. А что? Все так живут, лучше синица в руке, чем журавль в небе, и, вообще, жизнь - это тебе не хихоньки-хаханьки, а тяжёлый, понимаешь, труд! - Ярослав вновь важно воздевает палец к небу и становится похожим на поучающего ментора, от чего я не выдерживаю и тихо посмеиваюсь, прикрыв ладонью рот.
- Но есть же и другие, Лекс, - беспечно встряхивая волосами, Яр поднимает голову кверху и жмурится в лучах заходящего солнца. - Те, кого не устраивают подделки. И они всегда хотят настоящего. Они тоже ошибаются и больно падают, многое теряют и уходят от себя так далеко, что, кажется, уже и не вернуться. Но что-то глубоко внутри продолжает их мучить - и они не прячутся от этого чувства, не забивают его поддельной радостью, не принимают за чистую монету убеждение «Все так живут» - и в какой-то миг осознают, что еще не поздно вернуться назад, к той развилке, где что-то пошло не так. И всеми силами, не обращая внимания на трудности или насмешки, пытаются вернуть то, что для них важно. Бросают опостылевшую работу, насиженное место, перечёркивают все старое, каким бы благополучным оно ни казалось. Да, жизнь бьет их и на этом пути, словно проверяя, насколько сильно их желание вновь найти себя. Но больше, чем трудности, их пугает серость и пустота, в которой они оказались, погнавшись за простыми решениями. И они находят, то, за чем шли. Рано или поздно, обязательно находят - даже больше, чем ожидали. А вторые так и живут себе, убегая от проблем, превращаясь в тень себя самих, даже не представляя, кем могли бы стать, какой жизнью могли бы жить, если бы не тряслись, как зайцы от одной только мысли о переменах. А самое смешное и грустное в этом всем - это то, что решиться на перемены гораздо легче, чем кажется. Что-то по-настоящему важное, способное подтолкнуть к первому шагу, всегда находится очень близко - вот же, смотри, смотри сама!
Яр снова хватает меня за руку, разворачивая немного вправо, и показывает на одну из многоэтажек:
- Вот там живет одна талантливая актриса, которая уже и забыла, что когда-то хотела играть на сцене. А в ее почтовом ящике лежит приглашение на пробное занятие по актёрскому мастерству. Не первое, не второе и не третье уже лежит - но она выбрасывает всю эту «рекламу» даже не читая, потому что считает все это глупостью. Она смеётся над тем, какой наивной была в детстве, мечтая о сцене, и рассказывает детям, что нашла своё счастье в них. А они уже давно мечтают разбежаться, каждый в свою жизнь, но только она не даёт им этого сделать, постоянно отыгрывая то болезнь, то истерику, то такое скорбное согласие, что ни у одного из них не хватает сил преступить родительский порог. Талантливая актриса, я же говорю, превратившая свой дом в театр, звонок на антракт в котором не прозвенит никогда. Или ещё, Лекс, смотри! Тут у нас преинтереснейший дядька, гениальный изобретатель - говорю тебе, гениальный! - Ярослав увлечённо тянет меня влево, к другому краю крыши и показывает рукой уже в другом направлении, и постепенно мне начинает казаться, что тоже вижу их - тех людей, о которых он говорит.