Страница 287 из 320
Поймав себя на том, что улыбаюсь при одном только воспоминании о нем, я постаралась побыстрее отогнать от себя грустные и тоскливые мысли о прошлом. Нужно было больше думать о будущем и не предаваться ностальгической грусти. Единственное, что я могла сейчас себе позволить – это надежду на то, что Вадиму в его новой жизни приходится гораздо лучше, чем мне. И он не чувствует себя ненужным, мозолящим глаз элементом общей картины, который забыли убрать по случайной ошибке.В тот вечер к возвращению Марка мне не удалось надеть маску беспечной радости, но он, в который раз поинтересовавшись моими успехами, не поверил ответу, что все в порядке, поиски продолжаются, и я верю в лучшее. Да, я была по-прежнему преисполнена активности и азарта, но моя бравада выглядела так наигранно, что он не преминул заметить:- Мне не нравится то, что происходит, Алёша. Ты опять обманываешь меня. Сначала говоришь, что все в порядке, а потом у тебя произойдёт очередной срыв и я снова узнаю, что твоя жизнь превратилась в ад. Давай, чтобы не доходить до крайностей, ты остановишься прямо сейчас. И разрешишь мне помочь тебе. Думаешь, я не понимаю, что тебя не хотят брать в наши мелкие газетки просто потому, что твои умения им и даром не нужны? А в пару приличных муниципальных изданий ты своими силами не пробьёшься. Я сам смертельно от этого устал – но таковы реалии. На все хорошие места у нас стоит длинная очередь из родственников тех, кто занимает посты повыше или тех, кто может заплатить за должность. Это к слову о нашем давнем разговоре – помнишь, ты говорила, что главное выкладываться на всю и это непременно оценят. Не оценят, Алёша. Я слишком хорошо знаю местную систему и сразу хочу предложить – давай я сделаю пару звонков, и уже завтра ты сможешь выбрать из нескольких неплохих вакансий, которые остались в нашем городе для журналиста. Не упрямься. Не набивай себе шишки, которые тебе абсолютно не нужны.Но я упрямилась и хотела набивать те самые шишки, о которых говорил Марк. Уж слишком трудно мне давалось приятие своей полной беспомощности в городе, в котором я и так чувствовала себя никем. Ведь если я сдамся и приму помощь, тот самый противный голосок, повторяющий навязчивое: «Это смешно, смешно. Ничего ты не сможешь, потому что ты никто, никто» станет угрожающе убедительным, и я больше не смогу заглушить его.На этот раз я решила не скромничать и добиться собеседования в нескольких крупных организациях, которые могли позволить себе подобие пресс-службы, и на местном телевидении, корреспонденты которого утверждали, что делают самые честные новости в городе. Меня не пугало то, что я никогда не работала в таком формате. Я готова была учиться и перестраиваться на новый стиль работы, которая, в любом случае, была бы менее напряжённой, чем та, с которой мне пришлось уйти по собственному желанию.Вынужденная бюрократичность этих структур сыграла мне на руку – мои письма были зарегистрированы в журнале входящей корреспонденции, а по телефону я была так настойчива, что меня все-таки пригласили на собеседования, пусть и не очень охотно. И уже с первых минут стало понятно, что встречи эти были назначены лишь потому, что у принявших звонок сотрудников просто не хватило сноровки отмахнуться от меня в телефонном разговоре.Сидя напротив миловидной девушки, судорожно прячущей под ворохом бумаг зеркальце и помаду, я продолжала выслушивать ее насквозь пропитанный враньем рассказ о том, какая честь для них получить такое интересное резюме. И что, как только выпадет возможность, они непременно со мной свяжутся - ведь не каждый день к ним приходят журналисты, работавшие в таком большом и именитом холдинге.- Вы знаете, я же на вашей газете училась свои первые заметки писать! И ещё мечтала, что когда-нибудь прославлюсь и буду работать именно в вашем издании, – с неискренним восторгом щебетала она. – Но планы меняются, теперь я работаю в нашей пресс-службе и всем, абсолютно всем довольна! - с внезапным вызовом закончила девушка свою проникновенную речь. – А вам мы позвоним, обязательно-обязательно, как только у нас освободится хотя бы одно место. Сейчас мы как-то не настроены на расширение. У нас тут годовщина комбината на носу, нужно на очень высоком уровне ее осветить. А это мы можем поручить только старым, проверенным сотрудникам - тут опыт, знаете ли, главнее. Опыт, знание города и истории нашего предприятия.- Почему вы думаете, что моей квалификации будет недостаточно для участия в вашем масштабном проекте? – рассеянно изучая пресс-релиз с ошибками в оформлении, которые бросались в глаза даже несмотря на то, что документ лежал в перевёрнутом ко мне виде, переспросила я.- Ну, уважаемая Алексия Петровна. Ну, вы же не работали с такими темами. Вы репортёр, а не сотрудник пресс-службы. И, кроме того, вы ничего не знаете о нас, о наших партерах и вообще жизни нашего комбината. Но мы все равно очень ценим, что вы к нам пришли! И когда-нибудь… скоро… в ближайшем будущем мы с вами обязательно свяжемся, не волнуйтесь! Ваше резюме остаётся в базе, и как только у нас освободится хоть одно место, вы будете первая, кому мы позвоним! Было очень приятно с вами познакомиться! А сейчас, извиняюсь, но…- Прошу прощения, - перенимая привычку Марка поправлять неточности, закончила фразу вместо нее я. Уж если со мной говорили официально, от лица большого предприятия, хотелось, чтобы это происходило без речевых оплошностей.- В смысле? – удивилась моя собеседница, округлив и без того большие глаза.- Нужно говорить «прошу прощения» или «примите мои извинения». Извиняюсь – это просторечивый жаргонизм, не свойственный ни деловой, ни литературной речи, - терпеливо объяснила я свою мысль профессионалу.- А-а… Кхм-м… - озадаченно закашлялась представитель пресс-службы и выражение неискреннего дружелюбия тут же сошло у неё с лица. – Нет, ну спасибо, конечно. Но, в любом случае, мне сейчас надо работать, так что… Я думаю, мы друг друга поняли. Мы вам обязательно как-нибудь позвоним. До свидания.