Страница 244 из 320
- Так я тебе и поверил, - небрежно бросил Марк, закончив парковаться и глуша мотор.
Задумчиво глядя перед собой и расстегивая ремень безопасности, я с грустью отметила, что весь мой успокоительный монолог пролетел мимо его ушей. Доказательство этому я получила тут же.
- Я больше не хочу, чтобы ты общалась с этими людьми, - бесстрастно добавил он, открывая двери авто с моей стороны и помогая выбраться. – Тебе нечего делать среди них, Алеша. И сразу же после отпуска ты увольняешься.
Если бы я услышала эти слова накануне вечером, моему негодованию не было бы предела. А сейчас я лишь флегматично пожала плечами. Внезапный уход с работы, о котором заговорил Марк – не самая большая проблема из тех, которые предстали передо мной сегодня. Успею разобраться немного позже. Как именно разобраться – последовать его приказу или же попытаться переубедить (об активном возражении не сейчас не могло быть и речи) я еще не знала. В конце концов, можно подумать об этом как-нибудь потом.
Да и главной проблемой сейчас был совсем не уход с работы.
Марка же моя снисходительная реакция отнюдь не порадовала, а скорее насторожила. Изначально готовясь подавлять мой отпор и не встретив его, он продолжал изучать меня пристальным взглядом, пока мы поднимались на лифте вверх, пока я раскладывала у входной двери на полочки шкафа все свои бесполезные мелочи, которые так и не пригодились нам для отдыха.
- Покажи мне это сообщение, - незамедлительно потребовал он, как только я закончила возню и прошла в комнату. – Нужно было сразу мне рассказать, Алеша. Зачем ты скрыла все от меня?
- А ты угадай, Марк, - мне очень не нравились иронично-издевательские нотки все чаще звучащие в моих ответах, но я не могла их сдержать. Слова будто бы сами вылетали из открытого рта, и я, только услышав их со стороны, понимала, о чем говорю. – Наверное, потому что ты и так ненавидишь мою жизнь, а тут еще и это… Такой козырь к твоему неприятию всего – начиная от моей книги, заканчивая моими друзьями.
Губы Марка плотно сжались, как всегда, когда он пытался сдержать раздражение и не сорваться на прямую агрессию.
- А за что мне любить твою жизнь? Я и так слишком долго пытался ее понять и принять. Или нет? Я сразу, не вникая в твою среду, сделал эти выводы? Да весь последний год я только и делал, что пытался уложить в рамки здравого смысла эти ваши привычки, ваши разговоры, ваши идиотские поступки!
- Ты снова говоришь, как прокурор. И как настоящий прокурор видишь только мою вину, - нервно улыбаясь, попыталась оправдаться я. – Негативные выводы, рамки здравого смысла… Неправомочные поступки…
- Неправомерные, Алеша! – не выдержав очередного коверканья родных сердцу терминов, прикрикнул на меня Марк, а я опять пожала плечами – дескать, как у вас, законников, все запутанно. А сами еще на людей искусства пеняете, будто это мы все усложняем.
- И прекрати юлить и уходить от темы. Ты ведешь себя точно так же, как тот журналист, с которым я говорил по телефону. И при этом заявляешь, что среди вас не все такие. А я вижу, что это типичная ваша тактика при неудобных разговорах. Не стоит переубеждать меня, Алеша. Ты сама знаешь, что я прав. Как прав и в оценке твоих друзей, большинство из которых от глупости и безделья играют в сумасшедших. А некоторые так заигрались, что уже стали ими! Все твое окружение – насплошь больное, как опухоль! И его надо удалить, без лишних слов.
Все еще надеясь, что к завтрашнему дню его категоричность немного утихнет, я снова оставила этот ультиматум без комментариев. Сейчас нужно было сделать то, о чем просил Марк – показать ему эти два злосчастных сообщения (я все еще надеялась, что количество упоминаний о несчастном случае осталось прежним и его не растиражировали местные таблоиды)
К счастью, в этот раз мои ожидания оправдались: лента была забита новостями о небольшом наводнении, очередными политическими обещаниями красноречивых депутатов, информацией об обстановке на Ближнем Востоке, и я на какой-то неуловимый миг едва слышно и облегченно выдохнула. Может быть, «моё» происшествие все же затеряется и потеряет актуальность сред других громких событий национального, а то и международного масштаба?
Марк, склонившись надо мной, продолжал хмуро смотреть в экран, пока не было найдено сообщение, испортившее нам, как я наивно полагала, всего лишь день. Наконец, увидев, текст, он быстро пробежал его глазами и удовлетворенно кивнул головой.
- Я все понял. Этот настырный репортер не соврал. Это действительно сугубо гражданский, светский инцидент. Никаких оснований для судебных тяжб у нас нет, прямой ответственности за происшедшее ты не несешь. Но, Алеша, в плане морали и общественного мнения ситуация довольно паршивая, ты должна это понимать. Официально вменять в вину доведение до самоубийства тебе никто не сможет. В прямой связи с подростками ты не состояла, влияния на них оказать не могла. По сути, речь идет о своевольной трактовке текста, находящегося в общем доступе. Но при желании раздуть скандал у репортеров на руках все карты. Я лично крайне не люблю такие ситуации, неоднозначные в гражданском плане. Потому что их тяжелее всего регулировать. Там, где мерилом выступает не буква закона, а так называемая мораль… – Марк нахмурился, пытаясь сдержать тяжелый вздох. - Трудно делать какие-то прогнозы. Мораль – понятие зыбкое и очень удобное для манипуляций разгоряченной толпой. Оправданное на первый взгляд негодование и самосуд с забиванием камнями разделяет всего один шаг. И ты не можешь знать, будет ли он сделан. И когда именно.
На несколько мгновений между нами снова повисла тишина, пока каждый думал о своем. Я о том, что ситуация чем дальше, тем больше становится похожей на какой-то странный и нервный сон. По лицу Марка было видно, что единственное, что его беспокоит – это моя безопасность, в которой он, привыкший предвидеть худшее, уже начал сомневаться.