Страница 236 из 320
И пока он беззаботно смеялся в трубку над моей вечной несобранностью, я, развернувшись, неслась к метро навстречу толпе, высыпавшей из подземки и, с трудом проталкиваясь сквозь спешащих людей, чувствовала, что, наконец, живу по-настоящему.
А дальше суматохи и веселого хаоса стало еще больше. Но водоворот этих искрящихся, новых событий действовал на меня подобно чашке бодрящего кофе после долгой спячки. Мероприятия, которые выбирал для меня Вадим, не были в новинку, но навевали такую прекрасную ностальгию по раннему студенчеству, когда все только начиналось, что я чувствовала готовность свернуть горы.
Многочисленные капустники, литературные флешмобы и другие похожие акции снова дали толчок к тому, чтобы я вернулась к интернет-блогу, который вела несколько лет назад и забросила в последнее время. Я не гналась больше за популярностью и количеством читателей, которых растеряла за время молчания. Мне нужна была возможность выплеснуть мысли и впечатления от увиденного и услышанного, которые толкались в голове, заставляя вскакивать по ночам, чтобы записать еще одно наблюдение, пока оно не убежало непойманным.
Вадим, зачастую присутствующий в тех же местах, куда он направлял меня, наблюдал за происходящим не без удовольствия. Несмотря на то, что мы с ним не встречались вне этих мероприятий, наше взаимодействие больше не казалось нелепой подделкой под старую дружбу. Да, мы проводили меньше времени вместе, но это общение стало более глубоким и осознанным. Теперь нам не надо было много говорить, часто я понимала то, что он хочет сказать, без слов, по взгляду, мимике или неуловимо меняющимся оттенкам настроения – так легко раньше я могла читать только Марка.
Марк тоже был рядом каждые выходные до утра понедельника, иногда прилетая даже в вечер воскресенья, чтобы остаться хоть на несколько часов. Я же изо всех сил пыталась не показывать беспокойства из-за того, какие глубокие тени залегли у него под глазами, как иногда он отключается от происходящего, впадая в подобие кратковременного сна-оцепенения. Стараясь на время присутствия обеспечить ему максимум покоя, в ответ я неизменно слышала одну и ту же фразу: «Мы не в больничной палате, Алеша. Не надо ходить вокруг меня на цыпочках». Понимая, что попытки сыграть хлопочущую няньку станут лишним поводом для раздражения, а не реальной заботой, я шла навстречу его просьбе и старалась сделать все возможное, чтобы он не скучал и ни о чем не волновался.
Как когда-то в послешкольное лето перед нашим расставанием, по вечерам он любил прилечь ко мне на колени, и я, рассеянно перебирая пальцами его волосы, рассказывала последние новости нашего сумасшедшего мирка. Так, от меня он узнал, что Зоран нашел себе нового американского спонсора и пишет сценарий фильма про Николу Теслу, а Мари переживает очередной кризис. А еще по совету вездесущего Зорана она собирается остричь волосы для улучшения связи с космосом и укрепления канала, по которому льется вдохновение. Иногда у Марка не хватало сил даже рассмеяться над моими шутливыми байками, но я знала - именно эта атмосфера дурашливой беззаботности питает и поддерживает тот упрямый огонь, который всегда горел в нем и не раз доказал, что сил и упорства ему хватит на то, что для другого человека казалось невозможным.
Несколько раз, когда его рабочие будни выдавались не такими изматывающими, Марк даже выбирался со мной на творческие вечера и тусовки. Он иронично отмахнулся от рассказов о том, что это все совсем другое, и я больше не потащу его в пресыщенную компанию надутых индюков. И что необходимость выбираться в свет и общаться с людьми – это рабочие моменты писателя, без которых невозможны новые впечатления, а, значит, и рождение нового замысла.
Похоже, все мои знакомые были для него на одно лицо, и он не видел разницы между бессмысленными посиделками в барах и литературными вечерами, презентациями или флешмобами. Перед его глазами снова проходила пестрая толпа разношерстного народа, занятого всякой чепухой, вроде громкого чтения со сцены странных стихов или же откровенного дуракаваляния - участия в живых инсталляциях и авангардных спектаклях.
В свою очередь мир, к которому Марк не испытывал ни малейшего доверия, принимал его с такой же настороженностью. И если в новых кругах общения у меня вскоре появилось множество знакомых, с которыми мы обдумывали и планировали общие проекты, советовались и помогали друг другу, то Марк по-прежнему оставался в стороне. У него так и не возникло желания попытаться приобщиться к происходящему, да и новые друзья выражали только радость от того, что мой нелюдимый спутник предпочитает упрямо держать дистанцию.
- Ты знаешь, он ничего не говорит, не делает, но молчит так, что у меня мороз по коже, - как-то в порыве откровенности заявила моя напарница по проведению вечеров открытого микрофона, где каждый желающий мог выйти на сцену и почитать свои творения. – Ты только не рассказывай ему о том, что мы тут делаем. Он точно сделает так, чтобы нас цензура запретила.
- Но… - озадаченная подобным опасением, возразила я. - У нас давно нет цензуры. Нас никто не сможет закрыть.
- Пусть нет. Не знаю, не нравится мне это! Он точно что-то сделает. Налоговую на нас напустит. Или санстанцию. Где ты говорила, он у тебя работает?
Понимая, что один только звук страшного слова «прокуратура» способен усугубить ситуацию, я дипломатично замяла вопрос пространными рассказами о том, что Марк - начинающий бизнесмен и все, чем он сейчас занят – это отцовское наследство. Поэтому и бывает со мной так редко.
- Вот и хорошо, что редко. Можно даже еще реже. Можно даже не приходить совсем. Ему же не нравится здесь, понимаешь? Что ты его за собой таскаешь? Как только увижу этот его немигающий взгляд - прямо в дрожь бросает. Так и кажется, что мысленно он представляет, как все здесь горит. Или рушится. На нас падает потолок и хоронит навсегда под обломками. Была бы у него возможность, он бы так и сделал - поджег здесь все, или сломал! И вообще, Алекси! – называя меня новым именем, которое быстро приросло ко мне в новой компании, добавила она, - как ты с ним живешь? Тебе не страшно, что он тебя ночью, например, задушить может, пока ты спишь?