Страница 138 из 320
- Нет! Нет, конечно! Наоборот, я думала о том, какой ты... хороший! - попыталась невнятно возразить я. - И все вокруг тоже - так хорошо! Даже слишком хорошо... А завтра все будет плохо... У меня так точно. Вот я проснусь с жутким похмельем… И пойму, что это был сон, всего лишь сон, - тут я опять нетрезво икнула, мгновенно сведя на нет всю проникновенность речи.
- Не думай об этом, - расслабленно откидываясь на локти и жмурясь в лучах заходящего солнца, заявил Вадим Робертович. - Весь сегодняшний день - самая настоящая правда. Почему ты считаешь, что в жизни тебе не положено хоть немного банального человеческого счастья?
- Потому что, Вадим Робр-р-р...Робр-р-ртович …
- Что ты как не в себе, - еле сдерживая смех, прервал он меня. - Мы уже на ты, давно пора и просто по имени, без отчества. Так почему ты считаешь, что все хорошее рано или поздно должно обернуться ужастиком?
- Потому что так уже было. И не раз. Иногда я просто уверена, что это… закон жизни такой. За все хорошее, а особенно за счастье надо платить. Чем-то очень дорогим... - я замолчала, залюбовавшись закатом в приступе нетрезвой меланхолии. - А иногда так не хочется верить в это жестокое правило! – под воздействием шампанского и особо лирического настроения я сложила руки на груди и посмотрела на Вадима Робертовича меланхолично-возвышенным взглядом.
- Ну и не верь! - чувствовалось, что он пытается сменить тему, философско-обреченный настрой которой начал его тяготить. – В чем проблема-то, я не понял?
- Я не могу не верить, - горестно продолжила я, не обращая внимания на его попытки отвлечь меня от заунывного страдальчества. - Потому что все мы - лишь щепки в бурном водвр...водовороте этой жизни… – на этом месте из моей груди вырвался неподдельно тягостный вздох, полный боли за судьбу человечества.
- Ну, началось! Опять твое философское блеяние! – вдруг огрызнулся нетерпимый к моим поэтическим стенаниям Вадим Робертович. - Послушай, Алексия, давай-ка ты не будешь меня злить этой идиотской позицией щепки! Даже с учетом того, что ты конкретно перебрала, я не могу этого слушать. В последний раз повторяю: ты - хозяйка своей жизни! Только ты! И никакая судьба, или рок, или... какое еще слово тебе нравится?
- Фатум! - важно вращая глазами, подсказала я.
- Да-да, и это тоже! И это тоже тебе не грозит. Кого я вижу перед собой? Молодую, красивую, талантливую девчонку, которая вместо того, чтобы смело шагать вперед, продолжает трястись над какими-то выдуманными проблемами из прошлого!
- Ой, а я красивая, да? – вдруг захихикала я, выхватив из всего монолога только самое заветное слово-комплимент.
- Ну, твою мать, - протянул Вадим Робертович, устало вздыхая. - Пообщались, ничего не скажешь. Сто раз давал себе слово не доказывать ничего пьяному человеку. Мало того, что он все время несет какую-то ахинею, так еще на утро даже половины не вспомнит. Хотя… Для того, что я собираюсь сделать, мне твоя хорошая память как раз и не нужна вовсе, - и он, резко выпрямившись, щедро отхлебнул вина прямо из открытой бутылки, пытаясь скрыть накатившее волнение. - М-да, чувствую себя полным идиотом. В тридцать три года пить из горла – как-то слишком некошерно.
Я, узрев новую порцию гарантированного источника веселья, внезапно оживилась и, выхватив бутылку из рук учителя, сделала несколько больших глотков. Вино попало мне не в то горло, я закашлялась, давясь спиртным и нетрезвыми хихоньками.
- Эй-эй, птичка, полегче! – отобрав веселящий напиток обратно, прикрикнул на меня Вадим Робертович, не ожидавший подобной прыти. - Не хватало, чтобы ты здесь еще захлебнулась или вырубилась! А ну цыц! Я тут подарок дарить, наконец, собрался! Думаю, он тебе понравится. А не понравится - так один хрен. Все равно заставлю тебя с ним работать, – пробурчал он, извлекая из рюкзака увесистую коробку. - Держи, Алексия. Держи и не забывай, что это, - он указал пальцем на нераспечатанный еще сверток, - твой лепший друг, муж-сват-брат и таблетка счастья одновременно. И, что бы ни случилось, иди сразу к нему, может, даже первее, чем ко мне. Видишь, какой я сегодня добрый, даже признаю, что эта штуковина важнее меня. Ну, открывай уже, чего уставилась? Все нужные слова я уже сказал, на пожелания счастья-здоровья можешь не рассчитывать – я их не перевариваю.
Я опять едва не расплакалась нетрезвыми слезами от такого своеобразного и очень искреннего поздравления, но чувство любопытства оказалось сильнее. Мне не терпелось увидеть, что же там за таблетка счастья такая, которую Вадим Робертович поставил даже выше себя по статусу. Несколько туманных догадок скользнули в голове, но ни одна из них не была близка к истине.
Учитель подарил мне печатную машинку.
Настоящую, современную, красивую и легкую печатную машинку с восхитительно мягким ходом клавиш и автоматической кареткой. Потрясенно глядя на нее, я почувствовала самый настоящий зуд в пальцах, до такой степени захотелось прикоснуться к ней, будто пианист к роялю и, сначала легко, а потом все быстрее, забыв обо всем, играть и играть, извлекая из нее музыку слов. Ведь эта волшебная вещь действительно была панацеей от всех бед и тяжелых мыслей.
Чувствуя, что счастье от такого подарка слишком велико, чтобы выразить его словами, я отреагировала только так, могла, как хотела в ту самую секунду. Резко подавшись вперед, я от души, крепко, насколько позволяли силы, обняла Вадима - человека, который был для меня больше, чем учитель, больше, чем друг.
Неизвестно, как сильно он опешил от происходящего, ведь в своем искреннем порыве я едва не повалила его на помост, но уже спустя несколько мгновений, сохранив-таки равновесие, он тоже прижал меня к себе - очень бережно, нежно и осторожно.
Со стороны мы, наверное, смотрелись смешно - я, похожая на песчинку в сравнении с фактурным и рослым Вадимом, пыталась удушить его в благодарственных объятиях, а он, будто боясь дать себе волю, едва прикасался ко мне, хотя я чувствовала, как напряглись его спина и руки.