Страница 48 из 53
Чужая память поддалась легко. Быстрее, чем в фальшивом аэропорту, созданном Мирой. Стене не требовалось исчезать. Я не заметила её, прошла, будто сквозь воздух. Проникла невидимой, неосязаемой тенью во врачебный кабинет с облезлыми стенами и обшарпанными столами, сдвинутыми друг к другу. За одним сидел доктор Никита, за другим - пожилая медсестра, уронив голову на грудь. Валентин Макарович скромно устроился на стуле, сминая в руках знакомую шляпу.
- Не стоило приходить, - сурово произнес Никита. - В коридоре ждут реальные пациенты.
- Я тоже реальный! - возмутился дед. - Пришлось проявить чудеса изобретательности. Прикрепиться сюда и плюхать через весь город. По-другому же ты встречаться не желаешь.
Никита и бровью не повел.
- Не вижу смысла. Разбуди медсестру.
- Нет! - Валентин Макарович негодующе затряс седой головой. - Не уйду, пока не поговорим. Иначе кляузу в горздрав напишу. И на тебя, и на здешнее руководство.
Никита стукнул ладонью по столу.
- Шантажист чертов, - зашипел он тихо, но яростно. - Я сделал для тебя всё, что мог. И не раз. Твой путь подошел к концу. Смирись. Ты и так прожил дольше, чем большинство ныне живущих.
Старик обиженно закудахтал.
- Ох ты, какой всезнающий. Сопляк! Помирать в любом возрасте охоты нет. Придет твое время, сам ужом извернешься.
- Ты плохо меня знаешь, - отрезал Никита. - Уходи. Иначе ускорю конец. Я не шучу.
Валентин Макарович поверил угрозе. Что-то в голосе доктора встревожило, убедило. Он прошаркал прочь, но у двери обернулся и пообещал зловещим шепотом.
- Я ещё с НИМ поговорю. Пусть знает, как ты со своими обходишься. А дамочку, - дед мстительно кивнул на медсестру, - сам в чувство приводи, ты же у нас доктор...
Декорации сменились. Быстро, как кадры кинопленки: одно помещение наслоилось на другое, заменив невзрачные краски мрачной серостью. Кабинет Алексея Даниловича предстал в знакомом облике, удивившим меня несколько дней назад непривычной скромностью. Хозяин - комнате под стать - хмурился за столом. Пожилой гость расположился напротив, терзая нервными пальцами все ту же шляпу.
- Не поверю, что ты умоешь руки, - простонал он заискивающе. - Я всегда отзывался. О чем бы ты ни попросил.
- Я тоже, Валентин, - голос чародея звучал холодно, жестко. - У меня нет права давить на юношу. Ему решать.
- Подпишите мне смертный приговор?
- Он был подписан десять лет назад. Ты и так получил отсрочку.
- Но Никита может продлить мне...
- Жизнь? - переспросил Алексей Данилович властно. Старика обдало ледяным ветром, редкие волосы взметнулись. - Сколько раз он это делал? Пять раз, восемь?
Валентин Макарович сконфуженно крякнул.
- Одиннадцать, - выдавил он с трудом, но внезапно встрепенулся. - Кому помешает двенадцатый? Получится юбилейная дюжина.
- А потом чертова дюжина? - поддел чародей. - Ты забываешь о равновесии.
Старик обиженно фыркнул.
- Да что ты о нем знаешь? Ты можешь только догадываться.
Алексей Данилович поднялся из-за стола, обошел его и навис над гостем.
- Верно. Но благодаря твоей последней «партии» с лабиринтом, теперь среди нас есть та, которая знает наверняка...
Воспоминание погасло, унеслось прочь дымком потухшей свечи. Из навалившегося тумана выплыло лицо реального Валентина Макаровича, освещаемое красными светильниками, и оттого ещё румянее. Дед взволнованно смотрел на меня, ожидая вердикта. А я... я мысленно чертыхалась за очередную подставу, «любезно» организованную дражайшими магами.
Знает наверняка?! Угу, сейчас!
«Мира, помоги!» - взмолилась я.
«Ты и сама всё умеешь», - шепнули в ответ. - «Тянись к сути».
Я послушалась. Представила паутину из разноцветных нитей. Их концы встречались в середине хитросплетения. Главное, потянуть нужную, чтобы не испортить узор. И не порвать в спешке, иначе старания пропадут зря. Черную? Нет. Это не судьба деда. Красную? Опять не то. Мне никто не подсказывал. Я знала, словно во лбу загорелся третий глаз. Это знание дремало внутри годами, ждало своего часа.
Какая же нить? Зеленая? Нет. Но близко. Вон та - болотная, шерстяная. Ухватить за самый кончик. Не дергать, не рвать. Осторожно перебирать пальцами, нащупывая узелки, разгадывая значение каждого - больших, маленьких, крохотных. Я касалась их и пропускала, не желая знать подробности жизни старика. Только подробности смерти.
Вон он - нужный узел: большой, спутанный, будто не нить сплелась, а жесткие волосы.
…Кладбище. Но не современное, где больше нет металлических оград, и оттого много света, а атмосфера не отягощена неизбежностью, лишь пропитана легкой печалью, не темной, не угрюмой. Моим глазам предстало старое кладбище, где все места давно заняты, и похороны редкое явление - в могилах между давно усопших родственников. Здесь поздняя осень, листва почти опала, под ногами не ковер, а грязное месиво. Темно и мрачно вокруг, пахнет сыростью и... безысходностью. Обреченностью.
Я продвигаюсь вглубь, словно в дремучую чащу. Деревья скрипят вслед. Плаксиво, нудно. Они - пленники. Здесь нет покоя. Здесь вечная тягостная тоска. Я знаю, куда иду. Меня тянет болотная нить. К полуразрушенному надгробию с едва читаемыми буквами. Со знакомым именем. И датой... Давно прошедшей датой.
Так почему же в провалившейся могиле пусто?
- Вердикт... - протянула я.
Словно вечность прошла с заданного вопроса. Но нет. Секунды.
- Вы мертвы. Давно. Вам здесь не место.
Неужели, это сказала я? Вот так прямо? В лоб?
Морщины Валентина Макаровича углубились, губы дернулись.
- А вы прямолинейны, Яна. Надеюсь, это не месть? За лабиринт.