Хроники вечной жизни. Иезуит

     Как только Чикко прибыл в Модену, Франческо д'Эсте тут же принял пройдоху-посланника. Герцог тщательно выполнил разработанный епископом план: начеканил имперских монет с более низким, чем необходимо, содержанием серебра и золота, и отправил фальшивые деньги с надежными людьми в Моравию, Австрию и другие части империи. Конечно, конкретный монетный двор на монетах указан не был, но зато у Стефанио появилась возможность обратить внимание Фердинанда на гуляющие по империи порченые деньги. Комиссия, созванная императором, легко их обнаружила и тем самым получила подтверждение, что кто-то чеканит фальшивые талеры и гульдены. Оставалось лишь проверить замок подозреваемого и найти доказательства. А ими как раз и должны были послужить предоставленные герцогом тонкие металлические полосы, сделанные из серебра заниженной пробы.

     Чикко успел в последний момент: едва он подбросил «доказательства» на монетный двор Корреджо, как в замок прибыли комиссары императора. Они нашли как полосы, привезенные мошенником, так и порченые слитки и ленты, которые монетчики Сиро в самом деле использовали для изготовления фальшивых денег.

     Князь защищался, как мог, но не смог спастись от обвинения. Посланники Фердинанда обнаружили следы масштабной деятельности по изготовлению низкопробных монет, он тут же был арестован и отправлен в замок Новеллара.

     Двумя месяцами позже пришло распоряжение императора о лишении Сиро княжеского титула, и вскоре его владения были конфискованы. Бывший князь протестовал, дело затянулось, и в результате долгих препирательств специальная комиссия вынесла постановление: хотя Сиро и был признан виновным в фальшивомонетничестве, ему предоставили право вернуть княжество при условии выплаты штрафа, который с учетом нанесенного империи вреда составил двести тридцать тысяч флоринов. Сумма оказалась гигантской, и выплатить ее Сиро, конечно, не смог. С несколькими ближайшими слугами он бежал в Мантую и там жил на правах простого дворянина.

 

     Андреа казалось, что жизнь рухнула. Родной замок, в котором он вырос, земля, по которой ходили и которой владели его предки, все это отнято и практически выставлено на продажу: кто первый выплатит проклятые двести тридцать тысяч, тому и достанется его, Андреа, родина.

     «И ведь я сам, напугав его завещанием, спровоцировал это! Он отнял у меня все, что я имел, дабы обезопасить своего выродка. Боже, какой же я дурак! Ну ничего, мы еще посмотрим...»

     Теперь Андреа было недостаточно простой мести. Он силился придумать что-то жуткое, такое, чтоб Надьо показалось, что небо рухнуло на его проклятую голову! Чтобы он испытывал такую же раздирающую сердце боль, какую сейчас чувствует он, Андреа.

 

     Оставшееся без хозяина Корреджо манило многих. Но энергичнее всех за дело взялся Франческо д'Эсте, еще три месяца назад предвидевший такое развитие событий. Выплата штрафа оказалась ему вполне по силам. Несколько лет герцог собирал требуемую сумму и частями пересылал в Вену. И когда все двести тридцать тысяч были выплачены, княжество Корреджо присоединилось к его владениям.

 

***

     В 1630 году разразилась эпидемия чумы, которая вскоре добралась до Рима. Первым побуждением Стефанио было вернуться в столицу и направить все силы на борьбу с черным мором, как когда-то он это делал в Провансе. Однако, поразмыслив, он решил не рисковать.

     «Тогда мне просто повезло, — мысленно убеждал он себя, — я заразился, но Нострдам меня вылечил. А если я заболею сейчас, кто мне поможет? Придется снова переселяться в чужое тело, и тогда я потеряю и Марио, и все, к чему шел долгие годы. Ныне я епископ и, по мнению многих, вскоре стану кардиналом, так что рисковать жизнью мне совсем не с руки».

     Оправдавшись таким образом перед самим собой, Стефанио остался в Треви, в то время как в столице чума уносила одну жизнь за другой.

 

     Едва Марио исполнилось четырнадцать, он уехал в Рим и поступил в Академию Святого Луки. Расставание далось Стефанио тяжело, но он понимал, что сын вырос и должен идти своей дорогой.

     В Академии талант юноши буквально расцвел. Под руководством опытных наставников он быстро прогрессировал и вскоре уже писал весьма профессиональные картины.

     Годом позже Академия организовала выставку, для которой в числе прочих были отобраны и две работы Марио. Через несколько недель Стефанио получил от сына восторженное письмо: юноша рассказывал, что его картины пользовались немалым успехом и были куплены частными коллекционерами в первые же дни. В конце письма стояла приписка:

     «Между прочим, дорогой дядюшка, на выставке я познакомился с прекрасной девушкой. Ей понравились мои работы, а я, смешно сказать, влюбился в нее с первого взгляда. Она красива, мила, у нее хорошее образование и манеры. Семейство ее богато, но не очень знатно. Ее зовут Элеонора Винчини, и с первой нашей встречи я мечтаю на ней жениться. Возможно, вы могли бы похлопотать об этом перед ее родичами?»

     Прочитав письмо, Стефанио так и замер. Винчини... Неужто та самая? Три года назад он, можно сказать, собственными руками развел ее с Камилло Кальво, а теперь на ней же хочет жениться его собственный сын? Воистину чудны дела Твои, Господи!

 

     Глава иезуитов, отец Муцио Виталески, решил, что орден не имеет достаточного влияния на инквизицию, и с этой целью с согласия Папы перевел многих братьев с занимаемых ими мест в трибуналы. В один из них, Римский, был назначен Андреа Кальво.

‍