Страница 39 из 154
Доктор Голд взял с тумбочки стакан воды и сделал несколько глотков. Викарий терпеливо ждал, когда он продолжит.
— Преподобный Мартин прибыл через три дня. Заранее предупрежденный Доротеей, я ждал его с самого утра. Признаюсь, я волновался, ведь если б мой план не сработал, выдумать другой было бы весьма непросто. От постоянного недоедания я уже с трудом держался на ногах, и голова моя соображала неважно.
Исповедник появился ближе к вечеру. Заслышав шаги, я встал и вскоре увидел толстого пожилого священника, за которым семенила Дорка.
— Святой отец! — завопил я.
Тот приблизился, а Доротея тактично отошла в сторону.
— Святой отец, умоляю, помогите! Я не сделал ничего плохого, за что ж графиня наказывает своего бедного слугу?
— Ваш долг перед Господом — быть преданным своей хозяйке, сын мой.
— Но со мной поступили несправедливо!
— Гордыня — плохой союзник, — важно ответил преподобный, — смиритесь, сын мой.
— Ох, святой отец, будь вы здесь, в клетке, в моем теле, а я — в вашем, что бы вы ответили, если б я посоветовал вам смириться?
— Благодарение Богу, такое невозможно.
— Почему вы так уверены, отец мой? — лукаво прищурился я. — Разве вы как священник не обязаны верить в чудеса?
— Я верю.
— Что ж, тогда я сейчас вознесу молитву, попрошусь в ваше тело, и, возможно, Господь явит нам такое чудо.
Священник снисходительно улыбнулся, а я поднял глаза вверх и пошевелил губами, делая вид, что молюсь. Вслед за этим я схватил его за руку и неслышно прошептал: «Твоя душа во мне, моя душа в тебе».
Привычное головокружение, пелена перед глазами — и вот я уже в сутане, а передо мной Иштван с выпученными глазами. То есть, конечно, священник в теле Иштвана.
— Что это? — просипел он.
— Чудо, отец мой. Благодарение Господу, оно свершилось.
Бедняга выглядел совершенно растерянным. Он рассматривал то себя, то меня и был совершенно сбит с толку.
— Но как же... как же? — бормотал он.
Я похлопал его по руке и мягко сказал:
— Прошу вас не волноваться, святой отец. Я скоро вернусь и снова вознесу молитву. Но, умоляю, сидите тихо, иначе чуда может не произойти.
Сказав это, я отошел от клетки и повернулся к Доротее.
— Я готов идти к графине.
Она повела меня по коридору. Когда мы дошли до кованой двери, я сказал:
— Будьте здесь, голубушка, никуда не уходите. И заклинаю вас именем Господа — не подходите к клетке, где заперт этот грешный юноша.
Дорка с удивлением кивнула, а я решительно толкнул дверь в покои графини.
И оказался в одной из самых красивых комнат, которые мне доводилось видеть. Стены, украшенные гобеленами, были искусно задрапированы темно-красным бархатом. Прекрасная резная мебель поражала своим изяществом. Стрельчатые окна были украшены ярким витражами со сценами из Священного Писания. Кованая люстра в виде колеса с двумя десятками свечей свисала с потолка на длинной железной цепи.
Эржебет сидела в кресле и смотрела в окно. Неподвижная, словно статуя, и такая прекрасная, что я невольно залюбовался ею. На ней было красное шелковое платье с кружевным воротником, а черные, как смоль, волосы прикрывал затейливый головной убор.
Клянусь, Джон, было мгновение, когда я дрогнул. Да и какой мужчина не дрогнул бы перед такой красотой? Пришлось напомнить себе об Агнешке и других убитых девушках, чтобы вернуть душе прежнюю суровость.
Я тихонько кашлянул, и графиня наконец обратила на меня внимание. Она подняла глаза, в них блестели слезы.
— Вас что-то тревожит, дочь моя?
— Присаживайтесь и выслушайте меня, отец мой, ибо я грешна, — еле слышно промолвила Эржебет и начала свой жуткий рассказ: — Беда в том, что с самого детства мне внушали, что главное мое достояние — это кровь. Я всегда помнила, что принадлежу к знатнейшему, древнейшему роду, что я аристократка до кончиков ногтей. Я привыкла гордиться происхождением и знала — что бы ни случилось, я буду выше всех, за исключением разве что короля, да и то весьма условно. Вы не представляете, святой отец, как дорожила я своими корнями.