Страница 136 из 154
Позавтракав, Иштван с Анкой взяли по ружью, набили пороховницы и отправились к дому колдуна. Солнце ярко светило, было жарко и душно. Над ними вились тучи насекомых, наполняя воздух постоянным гулом.
Джунгли с двух сторон подступали к узкой тропинке. Папоротники и тянущиеся от дерева к дереву лианы не позволяли сделать и нескольких шагов вглубь сельвы. На пальмах и гевеях с поросшими лишайником стволами сидели разноцветные попугаи и туканы, с ветки на ветку прыгали обезьяны, в чаще мелькали яркие бабочки и жуки.
Друзья шли, обливая потом и держа наготове ружья, готовые к любым неожиданностям.
Поравнявшись с камнем, о который ночью споткнулся Иштван, Сампа Анка прошептал:
— Здесь начинается проклятое место.
— Наплевать, — злобно процедил священник. Страх его уступил место мрачной решимости.
Не дойдя нескольких шагов до поляны, они сошли с тропы и скрылись в тени деревьев. Осторожно выглянули — дом был виден как на ладони.
Позади хижин маячили индейцы. Их было человек десять и, судя по движениям, они сажали семена. Перед домом на куче соломы лежала Чулла, рядом стоял колдун. Сейчас, без краски на теле, он походил на обычного негра с судна капитана Гомеша.
Поднятые ноги женщины лежали на плечах Айа Найи. Иштван было подумал, что колдун насилует Чуллу, но потом понял: она рожает. Дух Смерти что-то отрывисто говорил, а она лежала, устремив равнодушный взор в небо. В этой вроде бы мирной картине было что-то столь жуткое — может быть, этот невидящий взгляд? — что Иштван с трудом подавил желание сбежать. Он мельком взглянул на Сампа Анку — у того из глаз катились слезы.
Неожиданно тишину разорвал детский плач. Чулла попыталась встать, а колдун, не обращая больше на нее внимания, направился к калитке. В руках он держал орущего малыша, почти такого же черного, как и он сам. Не дойдя нескольких шагов до частокола, Айа Найа свернул к большому глиняному чану, наполненному водой, и опустил туда кроху. Тот закричал еще сильнее, а Иштван испугался, что сейчас колдун утопит ребенка. Но нет, тот старательно обмыл кожу младенца от крови и слизи, вытащил из чана и... впился зубами в его животик. Тот завизжал, но очень скоро затих. Дух Смерти, чавкая и отплевываясь, поедал малыша, словно жаркое. А Тутаманта Чулла наконец поднялась и неторопливо направилась в дом.
Иштван зажал рот руками, пытаясь сдержать рвоту. Зажмурился изо всех сил и постарался представить какую-нибудь картинку — что угодно, лишь бы не видеть этого кошмара!
Между тем колдун покончил с трапезой и крикнул:
— Эй, кто-нибудь, сюда!
Один из индейцев подошел к нему, Айа Найа отдал ему обглоданный трупик и коротко приказал:
— Зарой.
Наблюдать за этим дальше Иштван не мог. Он дернул Анку за рукав и кивнул в сторону селения.
Даже на Сампа Анку сцена поедания младенца произвела тяжелое впечатление.
— Живьем! Сырого! — бормотал он по дороге, морщась от отвращения.
Иштван же, вернувшись в хижину, в первую очередь выпил полную плошку воды. Только теперь он смог отдышаться и немного прийти в себя после жуткого зрелища.
Вскоре появился сын вождя.
— Мы увидели много неприятного, Амаута, но я не понимаю, чем нам это поможет.
— Скажи мне, Анка, что происходит во время Грозного полнолуния?
— Ты же видел, колдун вызывает духа.
— А до этого?
— Мы ужинаем, угощаем его самой лучшей едой.
— А он... как сказать... касается вашей пищи?
— Нет, но благословляет миску в руках каждого.
— Правда? — оживился Иштван. — И как он это делает?
— Ну... водит над ней руками.
— Над каждой плошкой?! Вас же там много.
— Не знаю, Амаута, я не приглядывался, — отмахнулся Сампа Анка.
Вечером они собрались в доме вождя, чтобы посовещаться. Несмотря на протесты Иштвана, Апу Ума позвал жреца. Вчетвером они сидели вокруг циновки, заставленной плошками и сосудами, но ни один из них к еде не притронулся.