Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 142

Глава 18. Не такой уж и бедный и совсем не Йорик

 

Проснулся с ощущением: затянулась командировочка, однако. И, не вставая, мысленно удивился: во, блин! Получается, в натуре по Камагулону соскучился. «На Камагулон я домой хочу – давно не видел медузы-мамки!» 

Шибко-шибко захотелось сию же секунду от Мира прочь восвояси в родное «Нигде-в-Никогда» рвануть, но сдержался. Одно дельце недоделанным оставалось. Разобраться насчет второй половинки резонансного ключа, за которой я давеча целую подводную одиссею провернул. И не так, чтобы с наименьшими затратами и наилучшим результатом, а как русскому (а вятскому в особенности) человеку положено. Героически трудности преодолевая, абы не просто так, а с приключениями нужную вещь надыбать. В конечном итоге кругозор-то я расширил, бравого подводника Жака Ива Кусто поизображал, а половинку ключа надыбывал, надыбывал, да так и не надыбал. Пока.

«Не там надыбывал, - съехидничал Врун внутренним голосом. - По последним данным партайгеноссе «Штирлица», искомое не подо льдом, а над ним обрящется.

В ответ я пренебрежительно промолчал. Щас, буду я тут вслух с внутренним голосом разговаривать. Много чести. Пусть проявится сначала. Хотя бы голографической башкой. Поэтому назло клоуну носатому торопиться  не стану. Сперва кофейку изопью неспешно, а уж потом к нужной весчи прозаически и без геройствования по прямому лучу-наводке «Штирлица» спущусь и – домой.

Пацан сказал – пацан сделал. Ликвиднув остатки завтрака в кухонной раковине, она же приемник конвертера, на ручном управлении с орбиты в атмосферу соскользнул по касательной в сторону Северного ледового панциря, постепенно притормаживая, чтобы впритирочку пройти над нужным местом, куда датчики «Штирлица»  покажут.

При… примирился, короче. Включил силовое поле, абсорбирующее в кое-что полезное все бесполезное и опасное, что на меня извне налипнуть в состоянии, и выпрыгнул наружу из «Навигатора», чтобы ножками по девственному материковому льду попроменадствовать.

После вчерашних кислых мыслей полозок на регуляторе чувствительности передвинул ближе к нулю, поэтому холод почувствовал – не реальные минус шестьдесят-семьдесят по Цельсию, но градусов семь-восемь, когда в полушерстяном свитере без пальто и шапки.

Лед под ногами - не ровным зеркалом, но и не нагромождением торосов в унылом однообразии до горизонта, а матовый, мелкими трещинками-щербинками испещренный. Походил вокруг «Навигатора», с четырех сторон на юг посмотрел, одной ручонкой  горделиво в бочок уперевшись, а ладошкой козырек над глазами изобразивши. Чисто Нансен или Амундсен, блин, хотя Баркатовской природной памятью без подключения к камагулонисному подсознанию не вспомню, кто из названных в истории освоения Северного, а кто Южного полюсов отметился.

Потом пальчиками щелкнул, Аладдина изображая, вызывающего для повиновения его повелеванию всемогущего джинна.

Моментально рядом из-подо льда выпрыгнула… не ожидаемая вторая половинка резонансного ключа, а какая-то оваловидная штукенция из ячеистого керамопласта (это я так решил, что из керамопласта, а на самом деле черт его знает из чего), величиной и формой с чугунок, в котором мамка отруби для свиненышей запаривает.





- А ключ где? – машинально удивился я.

- Сюрпрайз! - откликнулся Врун писклявыми голосами Чипа и Дейла в унисон. – Тут рядышком: метров сто…

- Ну и что за..? –  вслух спросил,  уже  зная, что  Врун ответит.

- А это Младшенький. Собственной персоной. Вернее, тем, что от персоны осталось… – Врун сначала ответил, потом голограммой рядышком нарисовался и «уселся» на лед в позе  лотоса.

- Ничего себе… - машинально пропел я и зачем-то, рукав свитера на кисть натянув, запястьем по горшку пошоркал. Типа из нее с дымом  Младшенький  в натуре выскочит.

Не выскочил.

Почему – и это Врун объяснил:

- А потому, что не горшок ты в руках держишь, а флешку, куда Младшенький свое сознание в цифру перевел. В виде примера для подражания, когда на Мире бесчинствовал и  роботехников с панталыку сбивал. И учти, эту хренотень с дублированием самого себя он трижды проделывал.

- Первый – это когда они на пару с ацеталом на Камагулоне в антрацитового медузенка перекинулись, которого я у Монолитов экзорцировал? Помню. Этот, выходит, второй раз и не последний? – удивляюсь, а сам глазенками по сторонам лихорадочно зыркаю, и сердце бумкает.

- Этот не второй, а третий. Вторым разом было, когда он, уже ацеталом зараженный, сумел-таки в чистом виде свою мнемограмму зиг-заг лучом на Заштозабяченную планету отправить.

Полегчало. Все-таки бывший демиург, да и встретиться  с настоящими, на Светлой стороне пребывающими, страшно до трясунчика. Вдруг отчет о проделанной работе по облагораживанию Камагулона в частности и Мироздания  в целом за истекший период предъявить попросят? Ну а со свихнувшимся и на паритетных началах с Двустворчатой мерзостью вошкавшимся Младшеньким тем более не хочу: боюсь, перестану себя контролировать, не удержусь и по… по гениталиям, короче, Младшенькому  напинаю. Но если совсем честно, то сам факт наличия «горшка с мозгами» (пусть бы и в виде зафайленной мнемограммы) меня капитально напугал. На инфернальном уровне, когда начинаешь бояться того, чего по определению быть не может. Когда скользким ледяным червячком в глубине сознания мысль шевелится: «А вдруг?» Вдруг Младшенький горшок запрограммировал на активацию, когда такой вот Степуангуль Камагулонский рядышком объявится, чтобы в его мозги просочиться и полностью сознание вышеупомянутого Степуангуля подчинить и возродиться в его, Степуангулевом, теле? Или в «горшок» защитная программа вмастрячена, и, восхоти я (и ведь восхочется рано или поздно) поковыряться в его файлах, меня  на атомы в нескольких парсеках размажет или трансформирует в какую-нибудь инфузорию-туфельку, как  под конвертерным лучом у Черного Обелиска порченую Гвирляндину сестрицу трансформировало?