Страница 64 из 142
- Я здесь, возлюбленная моя Рангула Прекрасная! - среди голоспинных зрителей-работяг голографический Дрыгуанкуль нарисовался, славный охотник на щадуарфылов и курмангарчана восьмивесельного капитан, и рядом со мною, под среднюю дочь старшего на городскими гончарами и жестянщиками мангыла Эшагура, замаскированным, встал. Обнялся я с голограммой в позе горделивой, Мухинскую «Рабочего и колхозницу» напоминающей, и голосом Дрыгуанкуля от его же лица начатую фразу пафосно закончил: - И даже смерть не разлучит нас! - после чего у Дрыгуанкуля его руками «пылающее сердце» из груди вырвал и с Рангулиным, как серп с молотом на упомянутой выше скульптуре, соединил.
- Во славу Вечного и Вездесущего Прогылкула, покровителя всех влюбленных, сдохни, Луклыгорп противный!
«И возник луч ослепительный из сердец в вытянутых руцех Прекрасной Рангулы и Дрыгуанкуля Смелого, и ударил в премерзкую харю Луклыгорпа, и сморщилась от боли и смертельного ужаса харя та мерзкая, задрожала, подергалась и пропала на веки вечные! Гром разразился, от коего затряслись горы и на брег волна нахлынула стеной в сорок кргангов высотой, и рухнул храм Нечестивого в стольном городе Главного острова. И целых три дня потом небо миряне видели, молниями испещренное…»
Так в будущих мирских сказаниях расскажут или по-другому, но с человеческими жертвоприношениями и теократией на Мире было покончено.
И все благодаря мне, Степуангулю, блин, Камагулонскому, чем без ложной скромности горжусь. Пусть кто и упрекнет за пафос и закос под дурную театральную самодеятельность, спорить не буду. Только прежде подумайте, упрекальщики: для темного народонаселения, пребывавшего веками в мистической экзальтации, что могло быть более убедительным руководством к отказу от кровавых обрядов?
Правда, под конец я с трудом сдерживался, чтобы самому в экзальтацию не впасть – в натуре неловко было морочить простодушных мирян землянскими штампами из комиксов для не читающих книг придурков. На истерический смех не пробило лишь потому, что в финале хеппенинга зажмурился, специально попросив Неогвиров представление отдельным файлом записать. «Во дни раздумий и тягостных сомнений» когда-нибудь классно будет пересмотреть, как от убойных лучей из «горящих сердец» морда Вруна кривилась, кривилась, а потом влетела в небо воздушным шариком, у которого ниточка развязалась, с хлюпающим шуршанием, закручиваясь, и лопнула. И не просто лопнула, а на тысячу Вруновых мелких мордочек фейерверком рассыпалась, и морды те потом на землю просыпались и опять же как шарики лопались, когда миряне весело на них обеими ногами прыгали.
Потом реально лазерное шоу из разноцветных молний по всему небосводу, когда от вспышек глаза у мирян слезились и в кратковременно наступившей после кромешной никто не заметил, как застывшие в позе «Рабочего» и «Колхозницы» Рангула с Дрыгуанкулем исчезли (это я в пепелац телепортировался) и на месте Капища, в землю его многотонным фундаментом продавливая, материализовался из «в Нигде – в Никогда» отлитый в недрах Камагулона монумент, под торжественное пение из которого небо до прозрачной голубизны очистилось и в лучах заходящего Мирумира воссияло:
Не обижайте влюбленных упреками,
Прокляты будут отныне к влюбленным жестокие!
Ради высокой любви вам наказано
Помнить, что жизнью влюбленным обязаны:
Очень ранимые, Пр’гылкулом хранимые -
Наши любимые…
Усталый, но довольный, выбросился я в «Навигаторе» на стационарную орбиту. Мало того что силовое поле от любой мирской грязи, микробов и прочей заразы меня охреняло, разделся и под душ полез. Было-таки ощущение, что я весь чем-то уляпанный, даже чесалось кое в каких местах. То есть адреналиновая ломка-отходняк началась.
Включил воду с напором, типа не просто душ, а душ Шарко в лечебнице для психов, присел на корточки, голову в колени опустил и ладонями виски сжал. Страшно подумать, сколько чего и в каких количествах через конвертер в воду ушло и сколько наверняка еще телепортационно воды Неогвирам добавлять пришлось, пока успокаиваться начал. Почти час успокаивался.
Потом, мрачно поглядывая на выгнутый голубой купол планеты, медленно проворачивающейся за кривую черту терминатора, неторопливо позавтракал. Ел без аппетита, не чувствуя вкуса, но старательно и неторопливо. Потому что надо.
Когда от сытости и по завершению отходняка ресницы слипаться стали – обрадовался. Хоть засну быстро. Без ворочаний, отвлекающих мыслей. А когда засну – в Мышонку перенесусь нормальную Степки Баркатова действительность переживать.
Может, кому странным покажется, но мышонковская заурядная жизнь мне более дорога и интересна, чем камагулонская напупырченная и которая вся на неслабом адреналине. На самом деле не знаю, смог бы я без мышонковских эпизодов здесь со мной происходящее выдержать и не завыть благим матом. Конечно, вселенские приключения к обычной жизни парня вятского бонус классный, но если бы альтернатива возникла между чисто камагулонской или чисто вятской, я бы по-любому вятскую выбрал. И не шибко бы о таком выборе жалел, если бы мне даже камагулонских воспоминаний не оставили. Впрочем, на эту тему я и выше достаточно налиротступничал.
Напоследок жбанчик топленого молочка выдул, на диванчике за пилотским креслом постельку приготовил, лег, калачиком свернулся, одеяльцем укрылся…