Страница 2 из 13
Форкс и Равар в ответ подняли свои кубки. Выпили. В шатер натащили жаровен, устелили землю коврами и пирующие быстро разомлели в теплоте, изрядно отяжелев от съеденного. Наступило вечернее время вина и живого славословья.
— Ты бы знал, Наместник Равар, сколько толгувы платят за божественный нектар! Даже самый распоследний бедняк уже воротит нос от пива; он готов взять меч и отправиться в дальний поход, дабы добыть монет на вино! Империя выстроит дороги, и благословенный дар Пагота рекой хлынет в наши леса! Уже за одно это толгувы восславят арнский престол! — выкрикнул молодой воин и допил чашу, стряхнув капли наземь.
Он икнул, отер ладонью роскошные усы и слегка покачнулся.
— Я сейчас… Светлейшие, — он ринулся к выходу, откидывая занавесь и вывалился из шатра. Его провожал зычный басовитый хохот Форкса — пирушка в походном шатре наконец-то развеселила хмурого командующего.
— Ты же терпеть не можешь дикарей, — поджал губы Равар. Наместник уже достаточно выпил и немного помягчел, но червяк недоверия не прекращал точить изнутри. — Что ты так носишься с толгувом этим…
— С Сегимиусом? — хлопнул ладонью по столу Форкс. — Я достаточно прошел с ним плечом к плечу, Равар. Он вырос от простого десятника до сотника на моих глазах. Гордец! Лишь став сотником и выслужив гражданство, признался, стервец, что он княжий сын в своих землях…
За шатром послышались характерные звуки — молодого сотника выворачивало и тошнило. Форкс по-отечески улыбнулся.
— Отвык за пару месяцев пить по-нашему, — хмыкнул он. — Ничего… А толгувы… Они неистовы в бою, никогда не показывают врагу спины и не отступают… Отличные воины!
— Ага, вот только это мы идем завоевывать их, а не они нас, — проворчал Равар.
— Они бесхитростны, как дети… — махнул рукой Форкс. — И всё не могут решить, в ком больше доблести, чей род достойней встать над другими… Вот и режут друг дружку почем зря в своих лесах. Хорошие враги…
Блюющий у густого раскидистого кустарника толгув разогнулся, вытирая рукавом губы и оглядываясь. В кустах угадывалась притаившаяся фигура.
— Сегимий, анэска аэ? — послышался осторожный шепот, и незнакомец протянул руку из ветвей. На раскрытой ладони белела пара крупных птичьих яиц.
— Аэ, — кивнул Сегимиус, встряхивая головой, и торопливо выпил яйца. Выглядел он собранным и трезвым. Однако вскоре, развернувшись к освещенному шатру, сотник двинулся обратно прежней нетвердой походкой, с блаженной улыбкой на лице.
Утро началось с переполоха — наемники-арзратцы поймали толгува. Дикарей было несколько, они наблюдали за лагерем с дальнего холма у поворота реки. Увидев всадников, лесовики порскнули в разные стороны и скрылись в перелеске. Словить удалось только одного, самого неудачливого. Сдав пленного, арзратцы надеялись на поощрение и горланили во весь голос, чтобы Светлейшие знали, кто добыл лазутчика.
Светлейшие услышали. Форкс рыкнул, и ему тотчас принесли умываться. Вместе с ведром подогретой воды притащили пленного. Вскоре позвали Сегимиуса — одетый в меховое рванье толгув хлопал глазами, не разумея высокой речи. Ретур, прихлебывая горячий взвар, искоса поглядывал на союзника. Тот выглядел бодрым и свежим, словно не он упился вчера, уснув под столом. Молодость…
— Кто таков? — ткнул в пленника Форкс.
— Так охотник, видно же, — пожал плечами Сегимиус и перевел. Выслушав сбивчивый ответ, кивнул. — Да, охотник…
— Глаза пялили, потом дали деру, — вытирая лицо, пробурчал Форкс. — То твои дела, наместник. Меня не касаются, — отрезал Форкс и направился к выходу.
— На столб. Пусть порадуется, — велел Равар, промокая платочком испарину и украдкой разглядывая Сегимиуса. Тот спокойно смотрел, как радостные наемники потащили пленника прочь. Вытесывать столб и вкапывать в землю арзратцы не стали — некогда. Бедолагу наскоро примотали к придорожному деревцу, заведя руки назад.
— Взрежем улыбки! Восславим Пагота! — заорали арзратцы. Поймавший охотника наемник достал кинжал и двумя короткими движениями располосовал щеки пленному. Тот взвыл и забился в путах. Арзратцы засмеялись, а палач отсек ветку, наскоро обкорнал и вставил прут в разрезанный рот толгува, распялив в кровавой улыбке.
— Пусть смеется железо! — громко крикнул горбоносый, взмахивая клинком.
— Пусть смеется железо! — закричали соплеменники. — Смейся, Пагот!
Равар наблюдал за Сегимиусом. Многие имперцы в лагере отворачивались и прятали глаза, — жителям внутренних провинций обычаи арзратцев пришлись не по нутру. А вот Сегимиус смотрел равнодушно, — видно и впрямь за годы войны подле Форкса навидался всякого.
— Собираемся, — разогнал толпу гонец командующего. — Верховые уже отправились! Живей, живей!
— Наемники… Лентяи, как есть лентяи, — покачиваясь в седле, заметил Форкс. Покинутый лагерь остался позади, и дорога ползла среди перелесков и огромных полян, на которых окрестные толгувы растили рожь, скрываясь в величественном лесу. — Даже с пленным сжульничали… Кто ж к дереву мотает, — приказано же: на столб… У меня в Арзрате, на границе, на дальней заставе служил один упрямец, Крент Грис…
Ретур услышал знакомое имя и вскинулся, а довольный Форкс, ожидающий именно этого, махнул рукой.
— Верно, верно, тот самый… До того, как братец его возвысился, под моим началом ходил. Заставу свою в кулаке держал… Так он в поход нарочно с собой столбы брал… Видано ли?
— Зачем? — не понял наместник. Таскать по безводной степи столбы — та еще морока…
— Много ты в степи деревьев видел? То-то и оно… Пока не замирились, Крент всех пленных степняков к столбам приколачивал, гроздьями. Говаривали, лично Пагота славил, — усмехнулся Форкс. — Не брезговал испачкаться…
Командующий вовсю травил военные байки из прошлых походов, а свита угодливо похохатывала в ответ. Наместник заскучал, подумывая перебраться в повозку и немного подремать. Прежде чем въехать в молчаливый настороженный лес, Ретур оглянулся и увидел вдалеке шелестящие высохшими листьями кроны раскидистых дубов.
«Неужели это одна из священных дубрав толгувов?» — с внезапным интересом подумал казначей. Ему вдруг захотелось плюнуть на все и поехать по полю к могучим деревьям. Но вместо этого Наместник покосился назад, в конец колонны, где катились телеги обоза. Где-то там везли в бочках земляное масло — старшие из Лиги Меча велели жечь священные рощи, облив маслом, дабы сердца покоренных толгувов преисполнились страха.
Равар вздохнул. Палить хорошую древесину он почитал сущей дуростью, — уж кто-кто, а он точно знал, сколько стоит древесина столетнего дуба… А сжигать деревья, обливая и вовсе бесценным нынче, после восстания в горском колодце, земляным маслом — дуростью вдвойне.
Однако Лига Меча так и не научилась считать монеты. Старшие Лиги закусили удила, решив во чтобы то ни стало обставить Торговый Союз, уведя новосозданную провинцию из-под носа купцов. Ради этого решили даже кинуть кость жрецам Пагота, подпалив дубравы дикарей во славу Хохотуна.
«Пожалуй, парочку рощ-таки придется сжечь, — скривившись, решил про себя Ретур. — Раз уж старшие захотели подмаслить жрецов… А потом… Потом обойдемся елками… Или соснами… Какие из них смолистее? Зачем палить ценные дубы, когда рядом растут дармовые сосны — тратить на поджоги ценное масло казначей и не думал. Насмешник прикроет подлог, такие шутки ему по нраву. Ну а в благодарность он принесет богу иные требы… Например, повелит наемникам развесить на столбах пару-другую деревень с взрезанными улыбками…»
С этими бодрящими мыслями наместник наконец въехал под лесные своды и вокруг сразу стало неуютно. Зима-старуха раздела веселый лес, содрав зелень одежд и оголив нутро — по обеим сторонам дороги Равар видел лишь бурелом поваленных толстенных деревьев, выворотни торчащих корней и обломанные пни.
— А помнишь? — веселил командующего Сегимиус. — В Амаране напутали, на союзных болотников напрыгнули? Как толстяки заорали «Булог, Булог!!!», тряся трезубцами, так пятая сотня едва не обделалась!