Новые соседи

Жеребец зло фыркнул, но Ойкон ослабил поводья, разрешая пуститься вскачь. Оглядываясь, он увидел, как старик Горах юркнул обратно в поле, прячась в стогу.

Сильный обрадовался и несся что есть мочи. Впереди показалось большое поле, запруженное чужаками. Они сновали туда-сюда, вбивали колья, разгружали большие телеги, вставшие в ряд.

«Плохие имперцы не должны узнать, что у меня важное письмо для дедушки Гимтара», — подумал мальчик и не подумал усмирять Сильного. Раздались предупредительные крики, и людишки брызнули с дороги, прыгая на обочину. Вслед мальчику неслись проклятия и грязные слова, но он не обращал внимания.

Вскоре показались первые дома Архоги. Село выглядело пустым: жители попрятались в домах, накрепко заперев ворота. Но Ойкон все равно придержал жеребца, чтобы никого ненароком не затоптать. Тут горское село, а не поле с плохими имперцами!

Он миновал площадь и проехал по главной улочке, почти выбравшись из Архоги, когда из-за ограды показался мальчик. Увидев Ойкона на жеребце, он встал на пути всадника и повелительно сказал.

— А ну, стой!

Сильный фыркнул, но Ойкон натянул поводья.

Мерех разгуливал по селу в одиночку — остальных мальчишек родичи не пускали за ограду — и скучал. Ему-то можно гулять, он — внук старейшины… Вот только хозяйничающие вокруг имперцы Мереху не нравились. Новые соседи пришлись мальчишке не по сердцу. Поэтому он даже обрадовался появившемуся Ойкону. Правда, Мерех немного побаивался злющего жеребца, — но тот рядом с дурачком выглядел на удивление спокойным…

— Ты куда собрался? — подбоченился Мерех. — Опять Сильного выгуливать?

Мерех отчаянно завидовал приблудышу и сам мечтал прокатиться на могучем коне. Вот только все уже знали, что кроме Ойкона жеребец никого не признает. Ну и хозяина своего, Тарха, конечно же. Но вот где он теперь, этот Тарх?

— Нет, — лучезарно улыбнулся Ойкон. — Я важное письмо везу для дедушки Гимтара.

Услышав имя, Мерех невольно присел и огляделся. Вдали, между крайних домов, показалась вереница всадников.

— Ты что, дурак? Давай за угол, — прошипел он и юркнул за ограду. Мерех разглядел среди всадников проклятого имперца в капюшоне. Ему-то точно не стоит попадаться на глаза!

Ойкон немножко обиделся. Он не любил это плохое слово. Те, кто называли его дураком, сначала обзывались, а потом обижали Ойкона. Но сейчас рядом Сильный, а он не даст в обиду! Поэтому мальчик послушно свернул за угол.

— И ничего я не дурак! — ответил Ойкон. — Мне дедушка Горах для дедушки Гимтара письмо передал. Сказал — важное-преважное! И никто, кроме меня, его передать не сможет!

— Врешь! — прошипел Мерех. — Покажи!

Ойкон запустил руку за пазуху. Воробышек испугался и клюнул мальчика в палец. Ойкон засмеялся и вытащил письмо. Мерех странно посмотрел на юного всадника и протянул руку.

— Только… — задумался Ойкон, прижимая послание к груди, — Горах велел не показывать и не говорить про письмо имперцам… — Лицо мальчика прояснилось, и он вновь доверчиво улыбнулся. Протянув свиток, он добавил. — Но ты же не имперец, верно?

Мерех выхватил тубус и раскрыл. Уставившись в коротенькое, — всего-то пару строк послание — он нахмурился и прочел. Нахмурившись сильнее, он отвел свиток в сторону и ничего невидящим взглядом смотрел перед собой. Ойкон достал воробышка и стал тетешкаться с птенчиком. Внук старейшины потер белый шрам на загорелом лбу и зло посмотрел на дурачка.

— Ме-ее-реех! Ме-ее-реех! — протяжно позвали со стороны площади. — Ме-ее-реех, иди домой!

Мерех вздрогнул, торопливо засунул послание в тубус и протянул обратно.

— Ты никому! Слышишь — никому! — прошипел он, уставившись в безмятежные голубые глаза дурачка из Ойдетты. — Кроме танаса Гимтара не отдашь это послание!

Бесхитростные глаза моргнули, и Ойкон упавшим голосом спросил.

— А то Ули плохо будет, да?

Мерех отпрянул и яростно потер белеющий шрам.

— Да! А то Ули твоему плохо будет. И нам всем!

— Ме-ее-реех! Ме-ее-рех! — вновь поплыло по безлюдным улицам. Внук старейшины топнул ногой и повернулся.

— Нашим, горцам, на все вопросы говори — «я гонец к танасу», — быстро проговорил Мерех и юный всадник кивнул. — А коли уж совсем допечет — кричи «Декурион в огне!» и рви поводья, Сильный вынесет, — выпалив это, мальчик побежал прочь, крикнув напоследок.

— Скачи, скачи быстрей, Ойкон из Ойдетты!

Подбежав к дому, Мерех увидел раскрытые ворота и старого слугу Маттха рядом. Это он и голосил на все село.

— Чегось так долго-то? — проворчал старик. — Гости у нас. Ждут. Ждут тебя… — Мерех пронесся мимо ворчуна, запрыгнув на крыльцо. Он увидел во дворе имперцев в коротких плащах и понял, что за гость дожидается в доме.

Мерех угадал верно. Противный Сплетник вновь шушукался с дедом. Посмотрев на отца, Мерех отвернулся, сглатывая горький комок в горле.

— Завтра! Я уезжаю завтра! — наседал Сплетник. — И мне нужен ответ.

— Я сам поеду! — набычился Мадлл, но имперец лишь отмахнулся.

— Не то. Не то. Согласны с предложением или нет? Едет мальчик за солью? — надавил голосом Сплетник.

— Да, — тяжело вздохнул дед. — Но я дам верных слуг…

— Сколько угодно, — отмахнулся Сплетник и встал. — Не провожайте…

Взмахнув плащом, он удалился.

Ночь опустилась на притихший дом старейшины Архоги. Слуги, которые оставались в доме, перестали носится по двору, собирая припасы в дорогу. Тем, кому суждено было сопровождать мальчика, — угомонились после жадной любви и уснули, обняв жен. Забылся пьяный Мадлл, уронив голову на стол. Задремал старейшина Мадр, погрузившись в короткий стариковский сон.

Только Мереху не спалось. Дедовы нравоучения о том, как держаться с имперцами, и пьяные бессвязные крики отца разбередили мальчика, отпугивая сон.

На цыпочках он вышел во внутренний дворик и огляделся. Никого. Ловко вскарабкавшись по каменному боку уличной печи, Мерех спрятался на ней, прислонившись спиной к еще теплому дымоходу. Он покосился на лавку у стены и потер шрам. Шрам давно не чесался, но привычка осталась. Про шрамы Мереху теперь многое известно… Танас Гимтар рассказал… Мальчик легонько пристукнул по дымоходу.

Когда-то гадкий Ултер в этом самом дворе ударил Мереха головой о печь с такой силой, что кожа лопнула и шрам остался… Мерех не ожидал, что сын дана так озвереет — вот и получилось Ултеру застать врасплох … Иначе он бы показал… Мерех поднял глаза и посмотрел на звезды. Те перемигивались и внимательно слушали безмолвный рассказ мальчика.

Наследника Ултера тогда здорово наказали — отправили прочь, в горы, вместе со старым Хродвигом. А дан с танасом на следующий день приехали извиняться за драку…

«Не решились ссориться со старейшиной Архоги…» — хвалился отец.

Дан Рокон с дедом пили мировую чашу в гостевых покоях, а танас Гимтар сидел на той самой лавочке, на которую сейчас смотрел Мерех. Старик поймал проходящего мимо внука старейшины.

— Ну-ка подь сюды, — подозвал танас мальчика и усадил рядом, разглядывая рану на лбу, затянутую лечебной смолой. — Да уж… Шрам-то, пожалуй, останется. — Гимтар вдруг закатал рукав и показал багровый продольный шрам на предплечье. — Видишь?

Мальчишка кивнул. Сидеть рядом с танасом было неуютно.

— Знаешь, откуда?

Мальчишка мотнул головой.

— От Эндира-Законника гостинец, на память, — ответил Гимтар и закивал, когда Мерех вскинулся. — Да, да. Так бывает: малые были совсем, дурни… Вроде вас с Ултером. Брат бросился с ножом — горячий он тогда был… — старик улыбнулся своим воспоминаниям. — Эх, столько лет-то прошло, а шрам остался… Как подпись, от живого. — Старик дернул себя за бороду. — Видишь, и между братами такое случается, а вы ж мальцы совсем… Ты на Ули злобу-то не таи. Коли война с имперцами случится — ведь вместе с наследником встанете, плечом к плечу биться. Ты ж ведь не гворча какой?

Мерех тогда вскинулся; сказал, что он не гворча… Хоть и не верил, что война с имперцами случится. Дома об имперцах говорили только хорошее, а Империю привечали…