Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 44



– С кем это ты? – любопытный, немного враждебный взгляд в мою сторону. Она что, ревнует? Боже… До сих пор в него влюблена? Столько лет прошло, но, видно, чувства все еще остались. И сильные. Как все запущено-то…

– Здравствуй, Рита, – дружелюбно улыбнулась я.

Не узнала, стоит всматривается в мое лицо, хмурится и пытается понять, кто перед ней стоит. Мишка уже открыл рот, чтобы ей подсказать, когда до нее наконец дошло:

– Ира? Ира Большакова???

Угу, я. Собственной персоной.

Небо, какая фальшивая натянутая улыбка, почти оскал, и какой злобный взгляд…

– Ты прекрасно выглядишь.

Спасибо. О тебе не могу сказать того же, поэтому просто стою и улыбаюсь.

Мишка наконец оживает, неуклюже предлагает мне руку, я, преодолевая отвращение, цепляюсь за него, и мы с ним идем к гостеприимно раскрытым в этот вечер школьным дверям. Спину мне сверлит наполненный ревностью и завистью желчный женский взгляд. Так, все, я разозлилась. Мало мне Варта с его выкрутасами и тупых сотрудников, не умеющих выполнить простейшее задание, но при этом упорно метящих в мое кресло. Тихо посидеть в уголке я, конечно, не рассчитывала, но как-то не подумала, что еще и тут надо доказывать свое право на существование. Достали вы меня. Все достали. Спасибо, Ирма, за преподанные уроки женственности, как раз сейчас я их все в ход и пущу.

Оставшиеся метры до своего класса я иду походкой от бедра, напоминая самой себе модель на подиуме, а когда захожу в комнату, в которой проучилась одиннадцать лет, гул, стоявший там до моего появления, резко смолкает, и на меня с немым изумлением смотрят все. Я же скалюсь, как голодная акула:

– Добрый вечер, «А» класс.

Они пока не понимают, кто перед ними, удивленно всматриваются в непонятную женщину, стоящую с вполне искренней довольной улыбкой на красивом ухоженном лице прямо на пороге комнаты, я же пользуюсь возможностью и с любопытством осматриваю народ: домохозяйки, мелкие клерки, бизнесмены средней руки. И только я одна поднялась немного повыше. Да уж, засада, как говорится. Теперь уж готовься, Ирочка, вечер будет жарким и не сулит тебе ничего хорошего. Твоего успеха бывшие одноклассники тебе не простят.

– Ирка! Большакова!

Ванька Торопов, когда-то – мелкий вертлявый пацан, наш первый заводила в любой придуманной гадости, теперь – солидный дядечка с уже намечающимся пивным брюшком. Быстро выходит из-за первой парты, за которой сидел до этого времени, подходит ко мне, не стесняясь, оглядывает с ног до головы, будто лошадь перед покупкой осматривает, восхищенно цокает языком:



– Ну ты даешь, мать. Была в детстве гадким утенком, и смотреть-то противно, а стала такой красавицей, прямо глаз не отвести. – Бесцеремонно, на правах давнего хорошего приятеля, практически друга детства, которому позволено многое, берет за руку, намеренно оттесняя меня от недовольного этаким маневром Мишку, тащит к облюбованной им парте, усаживает рядом с собой. – Давай рассказывай, как ты дошла до жизни такой. Настоящая Барби стала!

Наш стол окружают другие люди, пока еще не совсем узнанные мной мужчины и женщины, и начинается долгий допрос с пристрастием. Я широко улыбаюсь, не обращая внимания на уже начинающие болеть мышцы лица, активно строю глазки всем подряд кавалерам, не замечаю раздраженных и недовольных взглядов дам, хихикаю, манерно охаю-ахаю, вру напропалую. В общем, я – звезда вечера.

Домой я приехала поздно. Добралась с большим трудом: очень болела голова. Не будучи суеверной, я твердо знала с детства: если у тебя без видимой причины болит голова, значит, тебя обсуждают, говорят о тебе гадости или, как любит выражаться нынешнее поколение, «посылают тебе лучи ненависти». Сейчас же голова просто раскалывалась. Кое-как нашарив в аптечке болеутоляющее, я наконец дождалась, когда приступ боли сойдет на нет, и блаженно улыбнулась: жизнь налаживается.

С Мишкой, конечно, нехорошо получилось: по идее, мы пришли вместе, а значит, и уйти должны были так же, но нас очень быстро разделили, а потом у меня просто не было сил идти разыскивать его по всей школе. Боже, не думала, что эта встреча вымотает меня настолько сильно и физически, и эмоционально: чувствую себя, как пропущенный через мясорубку лимон…

Ирма:

К завтраку муж, как я и ожидала, не вышел. Мне подобное поведение супруга было не в новинку, а вот герцогиня сильно возмутилась и послала за сыном. Появившийся через несколько минут в обеденном зале мажордом с почтительным поклоном сообщил, что хозяин этой ночью дома не ночевал. «Матушка» грозно прищурилась и, взмахом руки отпустив слугу, требовательно повернулась ко мне:

– Собирайся, Ирма. Вартариус, я смотрю, совсем от рук отбился, ведет себя отвратительно. А ведь какой послушный мальчик в детстве был. Ну ничего, все поправимо. Будем перевоспитывать. И начнем уже сегодня. Надень тот дорожный костюм, что мы тебе так удачно недавно сшили, возьми по минимуму вещей и спускайся вниз. Поедешь в гости. Ко мне. Заодно и обстановку наконец сменишь. Не дело это – здоровой молодой женщине постоянно в четырех стенах сидеть. И не бойся, ничего тебе мой ненаглядный сынок не сделает. Давно уже пора было его на место поставить, слишком он обнаглел. Жду тебя в холле.

Спорить с уверенно говорившей свекровью я, как обычно, не решилась. Поднявшись к себе в комнату, я отослала горничных, самостоятельно переоделась в темно-коричневый женский костюм, сшитый для прогулок верхом, потом, найдя в старых вещах большую вместительную сумку, с которой восемь лет назад переехала в этот дом, сложила туда несколько смен белья, пару платьев, косметичку со средствами для ухода, духами и косметикой и две приключенческие книги, чтобы не скучать в дороге. Через полчаса я без помощи слуг спустилась в холл. Герцогиня уже была там. Оглядев меня, она благосклонно кивнула и вышла во двор. Слуга подал к ступенькам экипаж. Мы сели, и карета плавно покатила по дороге.

– Ирма, ты когда-нибудь путешествовала? – поинтересовалась герцогиня, наливая ягодный морс в два хрустальных бокала и один из них подавая мне.

– Нет, матушка, – я с благодарностью приняла напиток и с удовольствие его пригубила. – Ни родители, ни ваш сын не вывозили меня никуда, дальше столицы.

Моя собеседница участливо покачала головой:

– Да уж, это никуда не годится. Ну ничего, всегда надо начинать с малого. Поживешь сначала недолго у меня, вдали от своего благоневерного супруга. Ну что ты смотришь с удивлением? Думаешь, все женщины в нашем кругу одобряют увлечение своих мужей дамами полусвета? Нет, есть, конечно, и наивные дурочки, которым лишь бы их поменьше трогали, а так пусть где угодно муженек гуляет, хоть неделями домой не заявляется. Но в основном-то нам, умным хорошо воспитанным женщинам, эти постоянные измены поперек горла. Да еще и выродков их многочисленных воспитывать вместе со своими детьми нужно, смотреть на них каждый день и заставлять себя скрывать истинные чувства! Если бы была хоть какая-то возможность что-то с этими кобелями поделать, давно бы моногамия у нас была. Но ведь клятва, чтоб ее, ничего поменять не позволяет. А Вартариус женщин любил всегда. Еще до женитьбы на тебе частенько твердил, что лучшее, что могла придумать магия в этом мире, – это родовая клятва. Вот и наслаждается жизнью сейчас. Как же, самый сильный маг империи. Самомнения выше крыши. А на деле – просто избалованный глупый мальчишка, не ценящий такое сокровище, как ты. Не красней. Я комплиментами не разбрасываюсь. Раз сказала, значит, так оно и есть.

За беседой, хотя практически постоянный монолог «матушки» беседой назвать было трудно, дорога летела незаметно. Мы очень скоро выехали из города, проехали его пригород и поехали по проселочной дороге. Вот-вот должна была наступить зима, на улице уже чувствовались и холод, и сырость, наблюдать в окно за засыпавшей природой было скучно, и герцогиня, сменив тему, начала расспрашивать меня о моем привычном распорядке дня и жизни с ее сыном. Я послушно рассказывала все, что ей хотелось знать, опуская интимные подробности. Женщина недовольно хмурилась: