Холодная

Михаил Бурляш

Холодная

Предсказание

Маленькой Верочке снится один и тот же сон.

То ли утренний, то ли вечерний сумрак, сани мчатся по заснеженной улице вдоль горящих керосиновых фонарей, в санях сидит она и кто-то ещё. Лошадь вдруг оступается и резко сдает в сторону, сани переворачиваются, и Верочка со всего размаха падает в сугроб, лицом в холодный снег, чувствуя, как её тащит по ледяной крупе тротуара. Потом холод сменяется жаром – она лежит в горячей постели, обливаясь потом, и мечется под тонким пледом в кружевном пододеяльнике. «Жарко, жарко», – стонет и ворочается Верочка во сне. Сон тягучий как густой сироп и всё никак не кончается.

Мама открывает форточку, в комнату тихонько заползает прохлада московской летней ночи и Верочка успокаивается. Ей снится, что жар спадает – внутри неё идет какая-то невидимая борьба, и жизнь потихоньку начинает побеждать. И тут в комнату, где она лежит, будто бы вносят шикарные белые лилии, потрясающе красивые воздушные цветы. От лилий идёт сладковатый аромат, заполняющий собой всю комнату, вытесняющий воздух, несущий смерть. Лилии отравлены, они здесь, чтобы убить её, понимает Верочка.

«Унесите цветы! Унесите цветы!» – кричит Верочка и просыпается в холодном поту.

Сон повторяется не каждую ночь, но слишком часто, чтобы отмахнуться от него как от нелепой ночной небылицы. События всегда следуют именно в таком порядке – холод снежного сугроба, жар больной постели и удушающий сладкий аромат лилий. Мать волнуется и прижимает к себе просыпающуюся Верочку, каждый раз чувствуя, как бешено колотится её маленькое сердечко.

В десятый день рождения мать повезла Веру с сестрами и няней в Нескучный сад. Гуляя по аллеям парка, девочки любовались клумбами и живыми скульптурами. Младшие девочки пищали от восторга, завидев шарманщика или продавца сладостей. Вера была в хорошем настроении, смеялась и дурачилась вместе с сёстрами. В какой-то момент они присели отдохнуть на лавку. Мать подозвала проходившего мимо торговца лимонадом и тянучками, и семейство устроило сладкий пикник. Увлеченная детьми, мать не сразу заметила странного господина, наблюдавшего за ними со стороны.

Прилично одетый седой старик в котелке и пенсне стоял напротив лавки и задумчиво разглядывал девочек. Мать метнула в него сердитый взгляд – не пристало незнакомцам так беспардонно глазеть на малышек. Почувствовав, что его обнаружили, незнакомец приподнял шляпу, слегка кивнул и сказал: «Простите моё навязчивое внимание, мадам, но у вас настолько необычные дети, что я не мог пройти мимо. Если позволите, я бы хотел посмотреть их ладони».

Женщина в негодовании вскочила со скамейки. «Был бы жив муж, сумасшедшие не смели бы со мной заговаривать», – с горечью пронеслось у неё в голове. Вслух же она сказала: «Как Вы смеете предлагать мне такое! Подите прочь, мы не нуждаемся в Вашем внимании. Девочки, пойдемте», – она стала собирать девчонок, не желая дольше оставаться в этом месте.

Вера вдруг посерьёзнела и сказала: «Мама, позволь мне. Пусть господин посмотрит мою руку, мне хочется знать».

И не дожидаясь ответа матери, смело протянула руку незнакомцу. Тот взял детскую ладошку в свою руку так бережно, как будто она была из хрусталя. Несколько секунд старик всматривался в ладонь девочки, пару раз переводя взгляд на её лицо. Сестры и мать с няней затихли, ожидая развязки.

Старик, наконец, отпустил руку Веры и сказал задумчиво:

– У тебя будет необыкновенная жизнь, малышка. Тебя будет видеть и любить вся Россия, даже тогда, когда тебя не будет на земле. Но когда тебе исполнится двадцать пять…

Он вдруг нахмурился и замолчал.

– Что? Что будет, когда мне исполнится двадцать пять? – у Веры сжалось сердце, как будто кто-то схватил его ледяной рукой. Но в эту секунду ей больше всего хотелось узнать, что собирался сказать странный господин в пенсне.

Он помедлил, но всё же ответил.

– Если ты сможешь пережить этот возраст, то будешь жить очень долго. Очень. Если сможешь… Извините, мадам.

Старик поклонился и быстрым шагом заковылял прочь. Мать перекрестила Веру и засобиралась домой.

С того дня кошмары девочке больше не снились.

Театр

Когда Вере исполнилось 15, она увидела на сцене великую Комиссаржевскую и заболела театром. Зал следил за актрисой, затаив дыхание, а девушка так и вовсе как будто не дышала, не в силах оторвать глаз от изящной женской фигуры на сцене.

Дома взбудораженная спектаклем Вера никак не могла успокоиться, пересказывала матери и бабушке пьесу и изображала игру актеров. Изображала так, что обе женщины заворожено слушали, боясь пропустить малейшую интонацию. Ночью у неё вдруг резко подскочила температура, Вера проснулась и долго не могла уснуть, в каком-то полубреду повторяя реплики из спектакля, особенно запавшие ей в память.

Утром мать вызвала семейного врача. Осмотрев Веру тот не нашел ничего пугающего, но счел необходимым пояснить взволнованным дамам: «Ваша девочка чересчур впечатлительна, а её организм слишком чуток к фантазиям. Ей нельзя слишком много читать и мечтать… А уж с театром будьте особенно осторожны!»

Вера Комиссаржевская в спектакле «Карточный домик» по пьесе Г.Ибсена. Фото: https://ussr-akter.ru/aktery/akteri-rossiyskoy-imperii/komissarzhevskaya-v-f

Вертинский

В 1914 году Вера сыграла свою первую эпизодическую роль, а год спустя уже снималась в главных ролях. Кинематографические карьеры в немом кино делались быстро, но взлет Веры был стремительным даже по тогдашним меркам.

Война, начавшаяся в 1914 году, удивительным образом способствовала развитию российского кинематографа. Ввоз иностранных картин практически прекратился, а публика уже привыкла к тому, что в синематографах программа менялась дважды в неделю. Срочно нужны были новые фильмы, много фильмов! Кино снималось чуть ли не круглосуточно, и Вера была готова работать на износ.

Её имя будоражило зрителей, армия поклонников росла, и одним из них стал худосочный юноша с изысканной фамилией Вертинский, который привёз ей привет с фронта от мужа, да так и застрял в близком круге обожателей.

В то время это был худющий солдатик с ввалившимися щеками и тонкой шеей. На пороге Вериного дома он предстал в обмотках вместо обуви, в ношеной гимнастерке в пятнах. Он служил тогда санитаром в передвижном госпитале, и был страшно измучен войной и чужими смертями.

Передав письмо Владимира, он стал приходить в дом Холодных каждый день. Садился, смотрел на Веру и молчал.

Однажды он набрался храбрости и попросил Веру прослушать его. Она терпеливо выслушала его никуда не годные куплеты и честно сказала свое мнение. Вертинского это не остановило – он приносил стихи и куплеты еще и еще.

Наконец, Вере что-то показалось стоящим, и она похвалила его поэзию. Это был день, когда его душа впервые по-настоящему ликовала! Вера знала толк в душевных песнях; она сама часто пела для гостей старинные цыганские романсы под собственный аккомпанемент.

Вера была коротко знакома с Арцыбушевой, которая была директором Театра миниатюр в Мамоновском переулке. Проникнувшись к Вертинскому почти материнским участием, она упросила ту устроить у себя его выступления. Он был счастлив, получая три пятьдесят в вечер, исполнять там среди прочих выступающих своего «Маленького креольчика», «Лилового негра», «В этом городе шумном…» и другие песенки.

Вера поразила Вертинского не столько своей «демонической красотой», сколько какой-то тревожной недосказанностью во взгляде огромных серых глаз. Он посвятил ей множество песен, пара которых сделала ему имя. «Креольчика», например, сразу подхватили в московских салонах.