Страница 13 из 134
У нее еще не было мужчины, и ей ужасно хотелось, она чувствовала, что откликается на его прикосновения, между ног стало горячо и влажно.
Он не хотел делать ей больно, это точно. Его пальцы долгое время не входили в нее, гладили, чуть надавливали. Он не хотел делать ей больно, он хотел ее попробовать. В конце концов, он приобрел ее, если быть совершенно откровенной с собой. В обществе, где защищались все возможные права, декларировались все возможные свободы, Кайстофер просто выбрал ее из сотни других девушек, как вещь на И-бэй.
Совершенно неожиданно она поняла, что Кайстофер ее гладит, медленно, осторожно, от макушки и вдоль всего тела. Она только заметила, что плачет навзрыд. Как стыдно-то, расплакаться в свою первую брачную ночь. Кайстофер больше не трогал ее, он смотрел на нее с недоумением и интересом, не больше, но гладил очень осторожно.
- Успокойся, - сказал он. - Я не буду причинять тебе боль.
- Я знаю, - всхлипнула Грайс. Она ведь правда знала.
Он погладил ее по щеке, движение вышло бережное и оттого - приятное. Она поймала его за запястье, даже не думая о том, что могла бы удержать. Не могла бы, ничто не могло бы его удержать.
Под его кожей бился пульс, но по телу текла не человеческая кровь. Грайс не знала, что могла бы ему сказать. Чуть приподнявшись, она поцеловала его в губы, медленно, осторожно, пытаясь приноровиться. Если не сосредотачиваться и не невротизировать процесс - получалось сносно. От него приятно пахло этой морской водой, этой грозой, приятно, и в то же время человеческого запаха очень не хватало. Он бы дарил иллюзию безопасности.
Кайстофер ждал, пока она привыкнет, не торопил ее, но и не отпускал. Грайс ждала тоже, перед глазами мелькали картинки кровавые картинки из шоу Дайлана, и она не знала, почему подсознание выбрасывает их наружу, как прибой выбрасывает мусор, именно сейчас.
Кайстофер гладил внутреннюю сторону ее бедра, он не спешил, может быть, процесс ему даже нравился. Ласковым он не был, но грубости себе не позволял. Мог бы позволить, и это не переставало ее пугать.
Его пальцы проникли в нее, ощущение заставило ее дернуться, сжаться, но Кайстофер ее удержал. Он положил руку ей на горло, явно привычным движением, но почти тут же соскользнул к плечу.
- Не бойся, - сказал он, а потом поцеловал ее, и это нехитрое занятие снова отвлекло Грайс, и неожиданно от его движений стало приятно, хотя она думала, что никогда не сможет расслабиться. Его движения внутри были точными, осторожными, и от них все горело, и хотелось ей неизмеримо большего, чем делал он. И если еще пять минут назад ей казалось невозможными желать хоть чего-нибудь в подобной ситуации, то сейчас ее тело с готовностью откликалось на его прикосновения, и ей хотелось, чтобы он не останавливался, чтобы был еще ближе, совсем близко. Даже укус в шею, легкий, не болезненный, который он ей оставил, был на удивление деликатным. Он растравил в ней любопытство, ей хотелось узнать его, ощутить. Наверное, из-за выброса гормонов, тревога спала, ей стало хорошо и как-то спокойно от его прикосновений. К тому времени, как он поцеловал ее в третий раз, она стала совсем ручной, и ей захотелось самой гладить его, потому что она не знала, как еще действовать. Он поцеловал ее под мочку уха, и она услышала:
- Хорошо.
И тут Грайс поняла - он действительно ее приручал, ей стало унизительно и грустно. Он ведь был другого вида, он не был с ней, как мужчина с женщиной, он гладил ее, приучал к рукам, ласкал, но она была для него не больше, чем зверушка. В детстве у Грайс была мышка, и она долго не давалась в руки, и Грайс была с ней ласковой, чтобы показать мышке, что сидеть на ладони - безопасно. Но Грайс всегда могла ее раздавить, если бы захотела. Ей просто нужно было, чтобы мышка стала ее животным.
Для Кайстофера она тоже была животным, и он гладил и ласкал ее, чтобы она успокоилась и привыкла к нему.
Ей стало тоскливо, но одновременно внутри все оставалось горячим, и влага была на бедрах, и она его ждала. Он посмотрел на нее, чуть склонив голову, ожидая ответа. Она кивнула, почти до крови прикусив губу.
Прикосновения его пальцев ушли, оставив за собой такую пустоту, что все сжималось внутри, спазмы этой пустоты приносили удовольствие, но болезненное, почти мучительное. Грайс закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на ощущениях. Она почувствовала его член, упирающийся в нее, и сильнее сжала зубы.
Грайс вскрикнула, когда он вошел, вцепилась в него. С одной стороны ей не хотелось, чтобы он отстранился, оставил ее один на один с этой пустотой внутри, а с другой стороны это было больно, действительно больно, а вовсе не так, как в женских романах. Он замер, изучая ее лицо. Грайс старалась не выставить себя слабой или беспомощной. Она чувствовала теплую кровь на бедре, это было неприятно, даже тошнотворно. Но хуже всего было бы, если бы он прекратил.
Он неспешно двинулся, и сначала внутри отозвалась боль, а потом что-то странное, чего прежде она никогда не чувствовала. Так не должно быть с человеческим мужчиной, она понимала это инстинктивно. По телу будто разливалось тепло, какая-то сладость плясала на языке. Наверное, так действовали наркотики, все тело было легким, беспомощным. И с каждым его движением ощущение нарастало, оно было настолько интенсивным, что даже пугало.
Грайс потеряла счет времени, удовольствие от его движений отдавалось всюду, и она едва могла отдавать себе отчет в том, где она и с кем. Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного, кажется она кричала с ним, но уверенности не было. В то же время ей было больно, она в первый раз была с мужчиной, но ей так хотелось, чтобы все продолжалось, что она сама подавалась к нему. Он удерживал ее крепко, потому что она дергалась, металась по кровати, громко стонала. Иногда Кайстофер ее целовал, и она хотела дать ему почувствовать, как ей с ним сладко, как хорошо, но язык с трудом слушался. Она будто вся онемела, и были только бесконечные вспышки наркотического, запредельного удовольствия.