Жертвы

Врачи, психологи, другие люди, которые волей судьбы узнавали эту мою историю, они все смотрели с состраданием, они жалели меня, только жалели… только меня, словно те три дня, весь тот кошмар только и состоял из меня. Я не видела в их глазах злости, гнева, праведного желания наказать виновных, нет — словно те четверо подонков, да и все остальные, ни при чем, они вне этой ситуации.  Однако, это не так — все: каждый, кто это делал, каждый, кто был тогда рядом, кто мог повлиять, исправить, не допустить, предупредить, наказать — все они, хотят того или нет, они причастны, они ответственны, они виновны…

И да! я тоже виновата, я абсолютно виновата — в своей беспомощности тогда, в неумении постоять за себя. Почему я ходила на эти гребаные танцы, куда меня привел отец, почему не занималась каратэ или боксом?! А потом… почему я тратила первые годы на попытки следовать совершенно нелепым советам «забыть, пережить, жить дальше…» Как забыть? Что значит «пережить» — я уже это пережила? Жить дальше… жить и знать, что по-прежнему те четверо есть, что они едят, пьют… дышат — а если бы я однажды встретилась с кем-нибудь из них, то что: поздороваться, спросить, как дела, как жизнь… а может, поинтересоваться, не мучают ли их кошмары, как меня?..

Я виновата, как и все, вот только — почему это все терзает только меня, меня одну… словно виновата только я? Даже Пашенька: у него была семья, дети, жена-красавица (ну, до встречи с Мясником), и по его вечно довольному лицу никто бы и не сказал, что ему было плохо или же его мучила совесть — попыток извиниться передо мной он ни разу не предпринял… Ни один из них…

Так что же: то, что случилось, это исключительно мой ад? Ну уж нет… нет, так не должно быть! И это бесило больше всего — ни один из тех, кто узнавал про те три дня, ни разу, ни разу!, сам не спросил, а что стало с теми, кто сделал это, кто оставил все эти шрамы на моем теле — никто! Никто не предложил убить их… Никто о них просто не заговаривал, словно эти подонки — фантомы, мои выдумки, мне все приснилось: кошмарный сон, приснившийся ребенку, и надо просто пожалеть, успокоить, сказать, что все кончено и мы рядом — и все будет хорошо… Но то ли я не ребенок, то ли это был все-таки не сон — не было ничего хорошо, меня не надо было жалеть, мне не надо было сочувствовать, я хотела, я жаждала возмездия: чтобы за мой позор был позор, чтобы за мою боль была боль, чтобы за мою кровь пролилась их кровь!..

Неожиданно в глазах Мясника промелькнуло что-то, резкой, едва уловимой вспышкой, я заметила, как он еще сильнее стиснул челюсти под маской — секундный момент, почти незаметный, если бы он не был так близко, — и снова в его серо-голубых глазах холод и равнодушие… которые, однако, очень шли им.

Он схватил меня за плечо и буквально втолкнул в камеру, от резкого толчка я потеряла равновесие и начала заваливаться, и, упав, непременно бы тюкнулась головой о край железной полки-кровати, но Мясник подоспел вовремя: один широкий шаг и его рука ловко подхватила меня, после чего он как-то спешно убедился, что я устойчиво стою на ногах, быстро вышел и запер дверь.

Я села на кровать, потерла тыльной стороной руки лоб и бесцельно уставилась на дверь — внутри меня словно доскладывался огромный пазл… остались несколько последних маленьких частей — я словно бы доусваивала то, что произошло сегодня. Казалось, я еще как-то до конца не верила, мне надо было все еще раз, внутри… И я сидела, смотрела на дверь, почти не моргая, и прокручивала в голове, словно в замедленной съемки, как Мясник убивал Артемку и Никитоса… я словно смотрела это как кино… словно передо мной был большой экран…

И в какой-то момент — все — пазл собран! Все закончено!

Я огляделась, глубоко вздохнула и довольно улыбнулась, и пошли другие минуты: я сидела, улыбаясь и ни думая ни о чем… мне просто не хотелось о чем-то думать… Стало так комфортно внутри, не ярко приятно, не щемяще сладко, а именно просто уютно — меня наполняло абсолютное спокойствие и такая воздушная легкость от чувства внутренней свободы, освобождения от гнетущего много лет задания, которое я выписала себе сама, — они наказаны все! Они получили свое! Я свободна!..

А потом почему-то стало пусто внутри, и я внезапно загрустила — а что дальше-то? Я никогда не думала о том, что будет дальше — после того, как я все-таки накажу этих подонков, всех… а теперь — и вправду — что дальше? Семья, работа — нормальная жизнь?.. Внутри меня кровь с примесью ненависти и злобы — я разучилась любить, я пыталась завести отношения, но итог у моих попыток был, как правило, один…  Секс для меня почти наказание — хоть он уже и не приносил боли, но и желания к мужчине я ни разу не испытывала… до…

Я прислонилась спиной к стене, бетон был прохладным и было приятно — о чем же теперь мне мечтать? Как же так? Неужели и после смерти эти четверо так и продолжат отравлять мою жизнь?.. «Придется искать их и в аду, и наказывать их и там», — мысленно пошутила я и довольно хмыкнула. «А пока подождем, подождем, что будет дальше», — как-то просто и легко решила я про себя, легла и почти сразу уснула.

Уснула таким сном, каким не спала давно, с тех самых пор, когда четко осознала необходимость смерти этих четверых — каждый вечер я ложилась с мыслью о недоделанном деле, о том, что надо их найти, надо их убить… — а сейчас все: не надо, гонка кончилась, дело завершено — на душе покой…

Вот оно счастье — покой…