Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

– Пора ванна, бвана, – повторил Моло тихо, но настойчиво.

– Сил нет.

– Может, тогда Мемсаиб ванна? – с надеждой спросил Моло.

– Я пойду, – сказала Мама. – А вы поскорее заканчивайте с виски. Есть хочется.

– Ванна? – спросил сурово Кейти у Старика.

– Сам лезь в ванну, – огрызнулся Старик. – Не приставай.

Кейти отвернулся, и в свете костра была видна его кривая улыбка.

– Ну ладно, ладно, – сказал Старик. – Выпьем еще? – спросил он.

– Давайте по одной, и – в ванну, – предложил я.

– Ванна, бвана М’Кумба, – сказал Моло.

Мама подошла к костру в голубом халатике и высоких сапогах от москитов.

– Идите же, – сказала она. – Никто не мешает вам выпить еще после ванны. Вода великолепная – теплая и мутная.

– Чувствую, от нас не отвяжутся, – погрустнел Старик.

– Помнишь тот случай, когда мы охотились на баранов, у тебя слетела шляпа и чуть не повисла у одного из них на рогах? – спросил я жену, улетев мыслями под действием виски в Вайоминг.

– Иди прими ванну, – сказала Мама. – А я приготовлю себе коктейль.

Утром мы собрались еще до рассвета, позавтракали и вышли на охоту. Мы прошли по краю леса, осмотрели глубокие долины, где Друпи видел буйволов перед восходом солнца, но сейчас там никого не было. После долгих бесплодных поисков мы вернулись в лагерь и решили послать грузовики за носильщиками, чтобы самим пешком отправиться к тому месту, куда стекал горный ручей и где должна быть вода; недалеко от того места мы за день до этого видели носорогов. Там мы разобьем лагерь и начнем осваивать новые места у края леса.

С грузовиками должен был приехать Карл из того лагеря, где он охотился на куду. Похоже, ему там все надоело или даже опротивело, и мы подумали, что Карлу не помешает на следующий день отправиться в Рифт-Велли – подстрелить что-нибудь на обед и поохотиться на сернобыка. Если нам попадется приличный носорог, мы тут же пошлем за ним. Попусту мы решили не стрелять, чтобы не спугнуть носорогов. Но наши мясные запасы подходили к концу, и тут нам очень мог помочь Карл. Носороги, похоже, пугливые звери, а я знаю еще по Вайомингу, что все пугливые звери покидают территорию, на которой ты охотишься, – будь то долина, или гряда холмов – после первых редких выстрелов. Мы все обдумали, Старик посоветовался с Друпи, и только тогда мы отправили грузовики во главе с Дэном нанимать носильщиков.

Ближе к вечеру грузовики вернулись с Карлом, его снаряжением и сорока мбулусами, красивыми туземцами во главе с напыщенным вождем, единственным, кто носил шорты. Карл похудел, у него был землистый цвет лица и усталый взгляд – казалось, он пал духом. В горном лагере, охотясь на куду, он провел восемь дней, и рядом не было никого, с кем он мог бы хоть словом перекинуться по-английски. В результате они видели только двух самок антилоп и спугнули одного самца, не успев подойти к нему на расстояние выстрела. Проводники уверяли, что видели и второго самца, но Карл не сомневался, что второй был конгони, а может, они сами сказали, что он конгони, – словом, Карл не выстрелил. От этого на душе у него было скверно – в общем, охота не удалась.

– Рогов я не видел. Не думаю, что это был самец, – сказал он. Теперь охота на куду была для Карла больным местом, и мы старались эту тему не затрагивать.

– Убьет сернобыка – и успокоится, – заверил нас Старик. – Естественно, что сейчас он расстроен.

Карлу понравился наш план по освоению нового места, и он не возражал стать на время добытчиком мяса.

– Как скажете, – повторял он. – Все, что хотите.

– Надо дать ему пострелять, – сказал Старик. – И он опять обретет форму.

– Мы убьем носорога. А потом вы тоже убьете своего. Кто уложит первого, может отправиться на равнину за сернобыком. А вам, Карл, сернобык, возможно, попадется завтра же, когда пойдете за дичью.

– Как скажете, – повторил Карл. Его разум не мог смириться с восемью пустыми днями, когда он, выходя до рассвета из лагеря, весь день до темноты карабкался по холмам под палящим солнцем, преследуя зверя, название которого даже выговорить не мог на языке суахили, в обществе следопытов, в умение которых не верил, а вернувшись в лагерь, ел в одиночестве без всяких собеседников, тоскуя по жене, в разлуке с которой уже три месяца на расстоянии девяти тысяч миль, лезли ему в голову и другие мысли: как там его собака, и что там с его работой, и какого черта он здесь торчит, и не промахнулся ли он, когда стрелял, нет, не мог, никогда не промахиваешься, когда все поставлено на кон, в это он свято верил – а вдруг все же от волнения промазал? И почему писем нет… но проводник сказал тогда, что это конгони, и остальные тоже сказали, значит, так и есть. Однако всем этим Карл с нами не поделился, сказал только: «Как скажете», но в голосе звучала вселенская скорбь.

– Не вешайте нос, старина, – сказал я.

– У меня все в порядке. О чем вы?

– Хлебните виски.

– Не хочу виски. Хочу куду.

Позже Старик сказал:

– Он сам справится. Не надо его торопить или волновать. Все у него будет в порядке. Он молодец.

– Думаю, он хочет, чтоб ему точно сказали, что делать, а потом оставили в покое, – сказал я. – Для него испытание – стрелять на глазах у других. Он не любит хвастаться – не то что я.

– Тот выстрел, которым он уложил леопарда, был великолепным, – заметил Старик.

– Он уложил его двумя выстрелами, – поправил я. – И второй был не хуже первого. Да, черт возьми, он здорово стреляет. Никто из нас ему в подметки не годится. Но он на этом зациклен, а я его все время подгоняю и только делаю хуже.

– Вы иногда суровы к нему, – сказал Старик.

– Но он ведь меня знает. И знает, как я к нему отношусь. Он не обижается.

– Из него выйдет толк, – сказал Старик. – Надо просто поверить в себя. Он способный стрелок.

– Он ведь убил лучшего буйвола, лучшего водяного козла и лучшего льва, – сказал я. – Куда уж лучше!

– Лучшего льва убила Мемсаиб, дружище. Не забывайте об этом.

– Я этому рад. Но лев, которого пристрелил Карл, был тоже не плох. Не говоря уж о крупном леопарде. Все у него хорошо. И времени впереди полно – не о чем беспокоиться. И что он нос повесил?

– Завтра надо выйти пораньше, чтобы добраться до места до жары, – надо поберечь Мемсаиб.

– Да она в лучшей форме, чем все мы.

– Она чудесная. Ловкая, как маленький терьер.

Днем мы поднялись на холмы и оглядели окрестности, но не увидели ничего интересного. Вечер после ужина мы провели в палатке. Маме очень не понравилось, что ее сравнили с терьером. Ей вообще не хотелось сравнений с собакой, но в крайнем случае она предпочла бы поджарого, длинноногого, породистого волкодава. Храбрость ее была естественной, как дыхание, она никогда не думала об опасности и, кроме того, знала, что от опасности нас оберегает Старик, а к нему она питала абсолютное доверие, смешанное с обожанием. Он был для нее идеалом мужчины: смелый, великодушный, ироничный, сдержанный, не хвастун и не нытик, терпимый, понимающий, умный и выпить не дурак, как и подобает настоящему мужчине, и еще, по ее мнению, красавец.

– Разве ты не находишь Старика красивым?

– Нет, – ответил я. – Вот Друпи – это да.

– Друпи великолепен. Но неужели ты правда не видишь, что Старик красив?

– Нет, конечно. Он не хуже остальных, но красивый – это не про него.

– А мне он кажется очень симпатичным. Ты ведь знаешь, как я к нему отношусь.

– Еще бы! Я и сам люблю этого сукиного сына.

– Но красивым не считаешь?

– Нет, не считаю.

Спустя некоторое время спросил уже я:

– Ну а кто нравится тебе?

– Бельмонте[21] и Старик. И еще ты.

– Давай без лести. А из женщин?

– Гарбо.

– Теперь она уже не та. То ли дело – Джози. Или Марго.

– Да, они красивые. Не то что я.

– Ты прелесть.

– Давай поговорим о мистере Дж. Ф. Мне не нравится, что ты называешь его Стариком. Это как-то неуважительно.

21

Хуан Бельмонте (1892–1962) – испанский матадор, один из самых известных матадоров своего времени.