Озерные страсти

– Не состоим мы ни в какой связи! – негодовала Анна. – Мы почти незнакомы, виделись и коротко общались всего два раза до происшествия! – И принялась снова взывать к разуму майора со смешной фамилией Крапко: – Послушайте, зачем вы изводите меня этими нелепыми вопросами? Я все вам объяснила, все рассказала, без всякой утайки, и все показала самым добросовестным образом.

– Все ли, гражданка Погодина? – хитро прищурившись, посмотрел он на девушку, буравя ее взглядом. – Все преступники утверждают поначалу, что они ни в чем не виноваты. У вас с гражданином Северовым имелась прекрасная возможность убить пострадавшего.

– И зачем мы тогда сообщили о нем в полицию? – задала она вполне логический вопрос.

– А вот это мы и должны выяснить, – многозначительным тоном заявил следователь Крапко, побуравя девицу подозрительным взглядом, и задал следующий вопрос: – Почему, обнаружив пострадавшего, вы побежали не в поселок за помощью, а поехали на дальнее озеро за гражданином Северовым, как вы утверждаете?

– Потому что до озера было гораздо ближе и я надеялась на его помощь, – тяжело вздохнув, ответила она уставшим голосом.

– Значит, все-таки знали, что он там будет? – обрадовался следователь «оплошности», допущенной в показаниях свидетельницей.

– Не знала, но предполагала, – повторила очередной раз Анна.

Там, в лесу, она проснулась от того, что ее тихонько и нежно трясли за плечо. Открыла глаза и увидела склоненное к ней лицо Антона Валерьевича, тронутое легкой улыбкой.

– Полиция приехала, – сообщил он.

Анюта услышала громкие голоса, звучавшие где-то совсем рядом, резко села, немного стушевавшись обстоятельствам и своему неожиданному сну, обнаружила, что была заботливо укрыта курткой Антона Валерьевича, что тоже несколько смутило, но поняла, что, как ни странно, чувствует себя отдохнувшей и гораздо более бодрой.

И это были последние приятные и спокойные мгновения этого бесконечно затянувшегося ужасного утра. Сначала Анна с Антоном Валерьевичем давали свои свидетельские показания на месте, рассказывая и показывая, как, что и где происходило. После чего их сопроводили домой полицейские, чтобы они могли привести себя в порядок и взять документы для оформления официальных показаний.

Вернее, Анна точно не знала, сопровождал ли кто-то Северова, имея большие сомнения насчет того, что кто-то вообще способен куда-нибудь сопроводить этого мужчину. А вот ее проводил до самого дома молодой молчаливый полицейский, который остался сидеть на скамейке у входа, дожидаясь, когда девушка приведет себя в порядок, чтобы идти вместе с ней туда, где будут проводиться дальнейшие следственные мероприятия, что бы под этим ни подразумевалось. Аня, например, понятия не имела, что это за мероприятия такие.

И это были еще цветочки, скажу я вам! Мирная, можно сказать, жизнь.

Пока она отмывалась от грязи и крови, лежа в ванной, затем Лена обрабатывала многочисленные порезы, мелкие ранки и ушибы Ани, полученные во время спасательной операции, потом переодевалась и завтракала, опекаемая уже обеими женщинами с двух сторон, – она без остановки и передышки рассказывала и рассказывала о происшествии все самым подробнейшим образом и отвечала на многочисленные уточняющие вопросы Александры Юрьевны, не оставлявшей ее ни на минуту с того момента, когда растревоженная тетушка лично открыла двери дома, встречая пропавшую племянницу и маячившего у нее за спиной полицейского.

Пришлось Анюте безнадежно и окончательно рассекречиваться, признаваясь в факте своего случайного знакомства с загадочным соседом, и про вторую встречу на озере тоже докладывать.

И только когда Александра Юрьевна посчитала, что Анна чувствует себя достаточно хорошо, добротно накормлена и обихожена, ответила на все предварительные пока вопросы, она позволила полицейскому, все это время дожидавшемуся на скамейке в компании чайника с крепким горячим сладким чаем, бутербродами и печеньем, сопроводить племянницу в здание поселковой администрации. Там в кабинете Аристарха Марковича был устроен временный опорный пункт следственной группы, где за столом председателя и расположился майор Крапко, который проводил опрос свидетелей.

И вот уже битый час Аня отвечает на его вопросы, понемногу тупея, тихо зверея, всерьез заводясь негодованием, поскольку они ходят по кругу – он задает и задает одни и те же совершенно идиотские вопросы, выстраивая не менее идиотские предположения и версии, а она втолковывает этому упертому следаку, как все было на самом деле.

Идиотизм полный.

А майор Крапко, повторяя и повторяя нервной барышне одни и те же вопросы, пугая и продавливая, пока без нажима, так, легонько, вновь и вновь с тоскливой обреченностью думал о том, что оказался бы сейчас где угодно, даже на даче у тещи-заразы, и за милую душу, только бы не в этом «Озерном», будь он неладен сто раз.

Никто из их райотдела не хотел, даже под страхом увольнения, соваться в этот поселок и на мелкие происшествия, а уж убийство – это вообще трындец, полная, большая Ж…

До конца его смены оставалось два часа, когда дежурный принял вызов из этого элитного, недоступного «Озерного» и передал его Матвею, который витиевато, прочувствованно выматерился, оценив всю степень своего конкретного попадалова. Начальство, которому он тут же доложил о происшествии, оценив «открывающуюся перспективу» этого дела и уже своего попадалова, с чувством завернуло такой трехэтажный выкрутас, что позабористей выступления майора было на порядок, а проматерившись от души до печенок, отдало приказы.

Когда Крапко со следственной группой и экспертами добрались до места преступления и он увидел того самого свидетеля, что вызвал их «на труп», у него мгновенно разнылся зуб, из которого еще год назад удалили нерв, безошибочно предсказывая кучу вонючих неприятностей на всю его майорскую голову.

А когда позже он вносил в бланк протокола данные военного билета того самого бодрого свидетеля, пригласив его для дачи официальных показаний в кабинет председателя товарищества… ох-хо-хо, твою ж дивизию. «Подполковника инженерных войск» Крапко еще кисло, но как-то проглотил, но на классификации «специального подразделения» безысходно затосковал и скис окончательно.

Перед ним сидел спокойный и безмятежный, как майское солнечное утро, мужик, добродушно-нейтрально улыбаясь, демонстрируя полную готовность к открытому, честному сотрудничеству, как и положено законопослушному гражданину. И на офицера инженерных войск он был похож так же, как домашний Мурзик на дикую боевую рысь. Уж Крапко таких волчар матерых чуял безошибочно, приходилось сталкиваться, повидал – тьфу-тьфу-тьфу – три раза.

И вот что поразительно – ведь ничего особенного: мужик как мужик, самая обычная внешность, ну высокий, жилистый, под одеждой и не поймешь, есть ли вообще у него мускулатура. И двигается не как борец или единоборщик какой, и ни тебе прорисованных мышц и косой сажени в плечах, ни тебе взгляда, буравящего как рентген, ни надменной пренебрежительности, присущей людям богатым и обличенным властью, ни плохо скрываемого скепсиса, обычного для крутых вояк по отношению к простым службистам вроде Матвея, – ничего такого и близко.

Простой такой чувак, сидит вон себе расслабленно, улыбается открыто… а у Крапко за те десять минут, пока он заполнял протокол, от напряжения и какого-то животного интуитивного страха, сводившего живот, вся спина и подмышки мокрые. А он, между прочим, не щегол зеленый, послужил, и под пули бандитские приходилось попадать, а вот трясется что-то там внутри мелко так, испужно.

Посмотрев в окно, чтобы взгляд хоть ненадолго отдохнул от вида этого безмятежного мужика, улыбавшегося одним уголком губ с легкой иронией, Матвей Крапко поносил себя последними словами.

Вот какого хрена он не поменялся с Капустиным дежурствами, а? Теща-злыдня весь мозг проклевала, что им с тестем нужна помощь на даче, что-то там прибить-приколотить, подкопать и починить, шпыняя зятя за его работу бестолковую, с которой он и денег толком не приносит, и дома его нет постоянно, да и помощи от него не дождешься.